О Николасе Фламеле почти ничего не известно, а значит, остаётся простор для фантазии. Каким будет ваш Фламель: спокойным или темпераментным, домоседом или авантюристом, весельчаком или молчуном - всё это на ваш выбор.
Всё же, что нам известно - это то, что Николас алхимик, весьма талантливый при том, ведь ему удалось создать единственный в мире философский камень. И что он женат.
У этого персонажа есть реальный прототип, и если Вы захотите вдохновиться историей его жизни - это будет здорово, но если нет - здорово тоже, ведь тогда получится что-то своеобразное и необычное.

Мы познакомились в 1907 году в Тулузе на конференции. Вы сразу очаровали меня своим умом и ироничностью.
Было совершенно неважно, что разница в возрасте у нас исчисляется веками.
Мы стали переписываться, надеюсь, что и встречались ещё не раз. Нас связывает та дружба, которая возникает между двумя умными и талантливыми учёными, для которых страсть к науке частенько заменяет другие страсти.

Мне бы было очень интересно отыграть и само знакомство, и переписку (моё давнишнее желание - отыгрыш в письмах!),
и какие-то эксперименты с магией, а можно и дружеские посиделки далеко за полночь с дискуссиями и алкоголем. С меня, увы, надо иногда сбивать спесь, а потому я не жду особо слащавых отношений, тут скорее перчёная такая дружба, но в любом случае она основана на взаимном уважении.
Опять же - я открыт предложениям и не хочу ограничивать Вас в Ваших задумках.

❖ ПОСТ

+++

- Я очень надеюсь, Алистер, что мне больше не придётся проводить с вами подобных бесед. И находить у вас подобных... Штучек. Можете идти.
Когда за мальчиком закрылась дверь, Альбус посмотрел на часы. До прихода мисс Голдштейн оставалось пятнадцать минут. Он ещё раз пробежал глазами записку, в которой женщина просила о встрече, ссылаясь на рекомендацию Ньюта Скамандера. Вероятно можно было бы подобрать вежливые слова для отказа так, что бы не обидеть её чувств, однако не было ни одной причины не встретиться. Школа опустела - большинство учеников разъехались на каникулы, а оставшихся было настолько мало, что следить за порядком было совсем несложно. Правда, Пивз словно с цепи сорвался, устраивая бесчинства по всему Замку, но Альбус замолвил о нём словечко в недавнем разговоре с Кровавым Бароном, и полтергейст на время приутих. Так что время на разговор было. Кроме того Альбусу было весьма интересно, можно даже сказать любопытно - он успел навести кое-какие справки. Мисс Голдштейн прибыла из Нью-Йорка уже после событий, разразившихся там. И если он верно понял судорожно дёргавшуюся бровь своего приятеля из "Ежедневного пророка", она принимала деятельное участие в ноябрьских происшествиях.
Стук в дверь оповестил о приходе гостьи. Мисс Голдштейн прибыла несколько раньше, но Альбус не подал вида, что заметил это. Он поднялся, чтобы пожать протянутую досочкой ладонь, предложил располагаться в удобном кресле. Она держалась очень напряжённо, прямая, как палка. Казалось, ей стоит немалых усилий не дрожать, словно она скована застенчивостью, если не сказать страхом.
Альбусу много раз доводилось разговаривать с людьми, находящимися на грани обморока от ужаса. Юные волшебники всегда боятся своих преподавателей больше, чем те заклинания, которые используют в коридорах, игнорируя запреты. Так что ничего нового в ситуации не было. Хотя обычно его собеседники намного моложе и их страх более понятен. Впрочем, это не так уж и важно.
Взяв на себя роль радушного хозяина, Альбус ободряюще улыбнулся своей гостье.
- Весьма взаимно, мисс Голдштейн. Хотите чаю? Я вот очень хочу.
Пользоваться услугами домовиков Альбус не очень любил, предпочитая справляться своими силами там, где этих сил требуется совсем немного. В очаге его камина висел некогда блестящий, а теперь совсем тусклый медный чайник, а на стоящем в углу столике нашлись вазочки с вареньем, несколько кексов, конфеты и вафли. Среди слабостей Альбуса самой явной была любовь к сладостям. Всё это великолепие перекочевало на письменный стол, с которого профессор убрал свитки успеваемости и ведомости, которыми занимался с утра.
- Не скромничайте, - весело улыбнулся всё ещё скованной гостье Дамблдор, наливая чай и подвигая блюдечко с абрикосовым вареньем. Он знал, что лучший способ разговорить стесняющегося человека - это самому болтать безумолку, пока тот не расслабится. А потому принялся расхваливать сладости, купленные в Хогсмиде, заодно рассказав о главных достопримечательностях этого уголка Британии.
- Нет, нет, только не эти! - мисс Голдштейн протянула руку к вазочке с разноцветными конфетками. Альбус накрыл вазочку ладонью. - Прошу прощения, забыл их убрать. Боюсь, эти конфетки попытаются укусить вас в ответ. Только что конфисковал их у одного толкового, но весьма... своеобразного юноши. Несмотря на то, что я не одобряю подобных шуток, я всё-таки хочу предварительно изучить эти конфеты. Знаете, чары могут много рассказать о волшебнике, их наложившем. Да, вот эти совершенно безопасны! - Альбус подтолкнул другую конфетницу, приветливо улыбаясь. Похоже мисс Голдштейн начала немного оттаивать, а потому он решил переходить к разговору.
- Итак, как дела у Ньюта? Совершенно замечательный молодой человек, не правда ли? Он рассказывал вам о Фоуксе? Это феникс. Удивительное создание. Когда-нибудь я расскажу вам о том, как он у меня появился. Или это расскажет сам Ньют. Занимательная, скажу я вам, история!

❖ СВЯЗЬ ЛС, если нужно - дам вконтакт.

АКЦИЯ МРАК
Хотел бы я сказать, что магический мир лишён многих пороков, свойственных всему человечеству. Хотел бы, но не смогу. Возможно, каких-то пороков это и коснулось, но точно не ксенофобии, которая немало крови попортила Вам, не по своей вине оказавшемуся с детства "не таким", чуждым породившему Вас обществу. Лишённый магических способностей в результате генетической аномалии, Вы получили в наказание ярлык "сквиб", для многих Ваших собратьев по несчастью обратившийся клеймом и ярмом, но не для Вас. Пусть магия насмеялась над Вами, не удостоив ни единой искрой своей, природа с лихвой одарила Вас в прочих областях: недюжинный интеллект, отличная память, практически сверхъестественная способность систематизировать и упорядочивать данные буквально в уме и "разложить по полочкам" сколь угодно безобразный бардак фактов, склонность к анализу, удивительная внимательность к мелочам и особенный талант увидеть связь между на первый, на второй, на десятый взгляд несвязанными совершенно явлениями. Все эти способности Вы с годами лишь преумножили, но далеко не сразу магический мир принял Вас - а уходить в немагический Вы никогда не соглашались, точно зная, что однажды Вам воздастся по заслугам с лихвой.
Не возьмусь утверждать, но, похоже, Вы удовлетворены тем, как сложилась Ваша судьба. Невозможно представить жизнь семьи Крамов без Вашего участия, и замок Калето, кажется, рухнет, истеревшись мгновенно в песок, в тот день, когда Вы покинете его. После этого, наверное, не важно уже будет, что станется с нами и всей нашей документацией, которую Вы ведёте с потрясающей скрупулёзностью. Здесь огромный багаж Ваших знаний не остаётся без дела, всем находится применение - даже тем, на которые Вы и сами не рассчитывали. И пусть Вы порой со свойственной Вам сдержанностью и деликатностью даёте нам понять, что без нас Калето простоял бы на пару сотен лет дольше, мне, - и другим тоже, - кажется почему-то, что Вы нам всё-таки рады.

Данимир

- Арчи, - кричу я в возрасте пяти лет, размахивая прутиком, который сорвал с ближайшего куста сирени, - научи меня колдовать! - замерев от обиды, ты смотришь в мои глаза - без единого признака насмешки, - осознавая, что я никак не мог узнать о твоём дефекте, ведь ни один из жителей Калето, включая моих родителей, никогда не попрекал тебя отсутствием волшебства. Ты открываешь рот, чтобы разрушить детскую наивность, а потом решаешься на отчаянный шаг. 
- Подними палочку вот так, - говоришь ты, проштудировавший все учебники от сих до сих, ведь не сразу ты смирился с тем, что никогда тебе не стать волшебником, - нет, под другим углом, - ты поправляешь меня и наставляешь. Лучшего учителя трудно отыскать, потому что твоему терпению и знаниям нет пределов. Ты печатаешься в магических журналах под псевдонимом, чтобы избежать необоснованных обвинений в некомпетентности, и пользуешься немалым авторитетом.
Я родился на свет спустя пять лет после того, как отец пригласил тебя в наш дом. Мать в силу врождённой слепоты не могла выполнять свои обязанности в полной мере, а отец пропадал на службе, лишь изредка радуя нас своим присутствием, так что в итоге именно ты был тем, кто заботился о братьях Крам большую часть времени. Возможно поэтому с отцом у меня натянутые отношения, а с тобой - доверительные и открытые. Ты не "сдал" меня отцу даже, когда обнаружил, что я использую стихийную магию, чрезвычайно похожую на непростительное заклятие Imperius. Кремен до сих пор думает, что на меня повлияли его угрозы заставить меня принести нерушимый обет, на самом же деле, это был откровенный разговор с тобой, когда ты мне поведал о том, как низко и подло лишать другого человека, особенно близкого, свободной воли. Жизнь сделала меня параноиком, но даже в самом страшном бреду мне не почудится, что ты меня предал. Каждому тёмному рыцарю требуется адьютант, который обеспечивает крепкий тыл, поддерживает и порой вправляет мозг, затуманенный огневиски. И видит Мерлин, мало кто в состоянии заслужить уважение, которое я к тебе питаю.
-  Сделай мне кофе, - бросает министр магии Болгарии, врываясь в мой кабинет и швыряя тебе на руки пальто.
- Я ещё не договорил с мистером Эбботом, господин министр, - говорю я, с помощью магии вешая пальто в шкаф и приманивая пустую чашку, в которую можно налить бодрящий напиток для любого из членов МРАК из горячего кофейника, - не соизволите ли вы попить кофе в приёмной, пока мы закончим нашу беседу?

Альфред

Мне повезло знать Вас дольше всех прочих членов передового отряда МРАК, за исключением, разумеется, Данимира Крама. Я успел наделать Вам головной боли, будучи ещё двадцатичетырёхлетним юнцом, засыпав сотней вопросов и попытавшись обшарить весь замок Калето от фундамента до крыш - что поставило Вас перед необходимостью уберечь от непрошенного вторжения места, не предназначенные для посещения туристами. Да и наш с Данимиром костёр на верхушке Башни Мертвецов не прибавил Вам безмятежности. С тех пор Вы, кажется, не изменились, разве что седины в волосах прибавилось. А вот я, наверное, преобразился до неузнаваемости. Я сам не видел - слишком был занят иными мыслями, но мне рассказывали, как вытянулось Ваше лицо, когда в камине в назначенный час появились сначала несколько ящиков спиртного и только потом - я, похожий больше на труп, чем на живого человека. Я не видел, но верю, что так и было, однако не могу не признать, что Вы были не последним человеком среди тех, кто помог мне освоиться здесь и ожить. И спасибо Вам за то, что Вы верите в трезвость моего разума, за все Ваши беглые замечания, краткие улыбки и взгляды поверх очков, за то, как Вы раскладываете газеты в утренней стопке - именно в том порядке, в котором мне нужно, - за кофе, о котором я не прошу, но который всегда к ним прилагается, за все невысказанные упрёки - знаю ведь, что было, за что, - за то, что Вы так много молчите, хотя знаете ещё больше, и просто за то, что Вы у нас есть.

Сольвейг

Я искренне хотела бы стать человеком, который доставляет вам меньше всего хлопот в нашем шумном и веселом замке, но вот беда: обстоятельства как будто нарочно складываются таким образом, чтобы мне приходилось перед вами оправдываться, а вам- устранять последствия разнообразных "стечений обстоятельств".
Я не нарочно, честное слово!
Тот ураган в оранжерее, которым выбило все стекла- кто бы мог его предугадать. И взрыв в лаборатории, после которого несколько дней можно было общаться друг с другом через дыру в полу и потолках на трех этажах. И прожженный едкими ингредиентами для зелий раритетный стол-сколько,вы говорите, он стоил? Вы регулярно отлавливаете сбежавших саламандр, охочих до жгучего перца на кухне, и всегда возвращаете мне их с невозмутимостью, достойной быть высеченной в граните, несмотря на то, что такие побеги почти всегда заканчиваются маленьким пожаром. Не говоря уже о том случае, когда я, будучи не в себе, вышвырнула вас за дверь и запечатала ее с помощью магии, оставив вас совершенно беспомощным. Впрочем, кажется, мне не стоило вам об этом напоминать.
Не передать, как я ценю вас, Арчи. И хотела бы обещать в очередной раз, что " больше не повторится", но это было бы очень опрометчиво. Повторится,и не раз, и не только со мной. Так что крепитесь!

Агейп

Арчи, ты не просто дворецкий, ты душа и сердце Калето, без тебя невозможен ни болгарский замок, ни вся наша команда. Ты безупречно воспитан, сказочно умён, галантен и обладаешь тонким чувством юмора. Ты называешь меня по имени, потому что я не люблю официального "фрау", и всегда тепло мне улыбаешься. Тебя не пугает моё присутствие рядом, ты не боишься, что я уловлю твои мысли. Твоё спокойствие в критических ситуациях не может не восхищать. Несмотря на то, что ты родился сквибом, ты обладаешь совершенно особенной магией, ты способен найти подход к любому человеку, словно подбираешь для каждого тот самый ключик, позволяющий раскрыться с самых разных сторон, ты умеешь слушать, умеешь понимать и создавать вокруг себя ощущение уюта. Я, как и мои коллеги, буду счастлива видеть тебя на форуме, придумывать интересные сюжеты и играть их.

[align=right]Ты когда-нибудь чувствовал, что тебе не хватает того, кого ты никогда не встречал?
- Ричард Бах

Арчи, Вы просто представить себе не можете, как мы все (передовой отряд МРАК) Вас любим и ждём. Нет среди нас того, кто не упоминал бы Вас в постах, в думалке или флуде (просто вбейте в поиске "Арчи" - и сами увидите). И я думаю, что не будет того, кто не захочет Вас поиграть. Честно признаться, я ещё нигде не встречал персонажа-неканона, которого ни разу никто не играл, но который был бы таким живым, ярким и обожаемым всеми.
Это необычная, интересная, полная возможностей роль. По понятным причинам на ролевых по волшебному миру сквибы чрезвычайно непопулярны, но, поверьте, Арчибальд - наикрутейший сквиб из всех возможных, по крайней мере на Обскуре, и в смысле крутости он оставляет далеко позади многих волшебников.
Мы практически уверены, что не согласимся сменить внешность Джереми Айронса, поскольку все уже представляем Арчи именно таким и свыклись с этим породистым харизматичным лицом, но Вы можете попробовать нас переубедить.

❖ ПОСТ

+++

[align=justify]Калето поражал воображение, заставляя его работать с удвоенной силой. После простого, незатейливо прямолинейного дома, в котором вырос Альфред в Аризоне, это место казалось поистине невероятным. Разумеется, ему уже довелось видеть замки, путешествуя по Европе, да и здание, принадлежащее МАКУСА в Нью-Йорке не было просто спланировано ввиду всех функций, которые должно было вместить, но то были здания нежилые, а значит, в сравнениях не участвовали, поскольку не принадлежали никому и исследовать их целиком и полностью от подвалов до башенных шпилей шансов не было.
Калето же, гостеприимно распахнув двери гостю из Нового Света, остался открыт для него сверху донизу - за исключением мест, коих в достатке имеется в любом старом замке, тех самых, что таят неведомые пришлым опасности и грозят лютой смертью неосторожному визитёру. У хозяина Калето, впрочем, не было синей бороды и десятка убитых жён, зато было двое сыновей, обадающих полным набором самых лучших человеческих качеств. И одного из них Альфреду Баттлфилду посчастливилось заполучить в друзья. Возможность облазить вдоль и поперёк его фамильный замок была наиприятнейшим дополнением к другим преимуществам этой связи.
День, когда он добрался до Башни мертвецов, остался в памяти как один из самых счастливых дней его жизни, несмотря на не самые радужные его последствия, и не единожды именно он всплывал в сознании при необходимости использовать магию Патронуса. Мирко создал для него целый квест, проведший американского гостя по всему замку извилистым путём от загадки к новой загадке и закончившийся в самой разрушенной его части, вместе с тем обладающей самой необыкновенной, будоражащей воображение атмосферой. Осознание того, как много сил, должно быть, пришлось потратить Краму на организацию такого потрясающего развлечения, дополнительно усиливало его эффектность для Альфреда, хорошо знавшего, что друг его не склонен к долгим планированиям и выверению стратегических приёмов. Финальным заданием была самая сложная шарада, результатом которой должно было стать заклинание, позволившее бы открыть проём, заложенный камнем. Сам Мирко с камнем справлялся без труда, будучи виртуозом в стихийной магии земли, но Альфред ничем таким не отличался, и болгарин оплёл камень, скрывающий проход, дополнительной магической формулой, разгадав которую можно было избавиться от него.
Над этой формулой Альфред, рассудок которого от восторга и усталости, возникшей после прогулки по всему замку, работал не лучшим образом, бился добрых полчаса, но всё-таки одержал свою волнительную победу, пролез в Башню и получил приз.
Приз вызвал у него новую бурю восторга, он потребовал немедленного его распития по всем правилам зимнего употребления ракии, и в результате Мирко влетело от отца, приметившего костёр на вершине башни и, как выяснилось позднее, не дававшего согласие на уничтожение жемчужины его алкогольных запасов. Разумеется, Крам ничего не сказал другу, но тот ненароком подслушал разбор полётов и впоследствии долго тяготился содеянным. Но сожалеть о том, что произошло, он не смог. Он был слишком счастлив в тот день.
День, оставшийся так далеко в прошлом. День, принадлежавший жизни какого-то другого человека, едва знакомого нынешнему Альфреду Баттлфилду. Принимавший в его событиях непосредственное участие Данимир Крам тоже сделался другим невозвратно.
Мысли об этом неподъёмны и пропитаны ядовитой усталой обречённостью. Как много они могли в те времена, лёгкие, свежие, лишённые тяжести сожалений и свинцовых оков боли, притягивающих к земле, заставляя сгибать прежде прямые спины. Правда ли, что тогда всё это далось бы им много проще? Наверное, нет. Это всего лишь упаднические размышления отчаявшегося разума. Разума, которому отчаиваться непозволительно. Но что может быть труднее контроля собственных мыслей? Даже чувства контролировать не в пример проще.
Потому Альфред думает, пока идёт знакомой дорогой к Башне мертвецов, руководствуюясь выводами, подсказанными частично анализом имеющихся фактов, частично интуицией, частично - сердцем: Мирко сейчас там, и вместе с ним там - ящик огневиски, на пропажу которого посетовал "единственному, кто здесь сохранил трезвость разума" дворецкий Арчибальд.
Альфред поспорил бы с почтенным руководителем замкового быта насчёт того, что сохранил здесь трезвость разума, но волнение, охватившее его мгновенно при известии об изчезновении огненного напитка, было слишком сильно, и он распрощался с Арчибальдом весьма поспешно. Поначалу он шёл без определённой цели, используя неровный ритм своих шагов в качестве аккомпанемента стремительно несущимся мыслям - размышлять на ходу ему всегда было проще. Затем его направление приобрело чёткий вектор.
Вторая годовщина гибели Десимира - вот что толкнуло Мирко на одинокую вершину в компании ящика опасного пойла. Альфред не представлял, что он скажет другу, когда доберётся до Башни и с неумолимым нахальством нарушит уединение Крама. Он не представлял, какие слова могли бы достигнуть его рассудка в день, когда прошёл всего год после смерти Соледад. Он с трудом пережил тот день - странно, что могло отличать его от дня позже или дня раньше, ведь ни в одном из них не было ни Соледад, ни надежды когда-нибудь снова увидеть её, услышать её голос, прикоснуться к ней, но отчего-то именно годовщина имела свойтво выбивать из колеи с особенной жестокостью. Это оставалось верным и для второй годовщины, и для третьей тоже, и до сих пор давало о себе знать в ту самую дату.
Но он должен был прийти туда, чтобы не позволить Мирко поддаться какому-нибудь из искушений безумия, которые отчаяние так любит швырять в самый центр сознания, охваченного пламенем боли утраты.
Формула, сочиненная Мирко ради забавы двадцать лет назад, все еще в силе, и она срабатывает. Перешагнув высокий неровный порог, Альфред убеждается в том, что не обманулся в своих предположениях, он их нашел - и Мирко, и ящик огневиски. И еще - колдографию Десимира, приколотую к одному из зубцов башни.
Всё здесь окутано болью, которая ощутима физически. Она оседает мурашками на лопатках и лезет черной пыльною взвесью в глаза, заставляя их слезиться. Альфреду знакома эта боль. Он сам до сих не научился бороться с ней.
- Арчи в панике, - сообщает он Краму с полуулыбкой, очень легкой, которая не должна оскорбить его горе, - Он не досчитался целого ящика огневиски. Не знаю, какие он мог иметь на него планы, однако же пропажа очень его обеспокоила... А меня обеспокоило твоё отсутствие, Мирко, - в последних словах улыбки уже нет, одна лишь тихая, но отчетливая серьезность.

❖ СВЯЗЬ
Пишите в гостевой, туда толпа набежит)))

В будущем о жизни твоего отца, сквиба Ангуса Бьюкенена, прославившегося как в мире маглов, так и в мире волшебников, напишут и издадут сотни книг, в его честь учредят несколько премий, маги всего мира будут слетаться на матчи сборной Шотландии по регби, периодически ставя под угрозу статут о Секретности, а самый известный его труд "Моя жизнь в качестве сквиба" выдержит сотню переизданий. Но на момент начала этой истории книга его не обрела и первой главы, а ты, Клайв, уже весьма громогласно заявил о своем существовании. Шел 1890 год или около того.
Все твое детство прошло на стыке двух миров. До первых проявлений магии ты гораздо больше тяготел к магловским мальчишкам, которые с восторгом принимали сына знаменитого регбиста. С первыми проявлениями магии круг общения пришлось сменить на магический, где отец был еще не столь известной, но, как минимум, заметной фигурой. (единственный сквиб, добравшийся до порога Хогвартса, шутка ли)
Неизвестно, успела ли его слава, обрушившаяся на семью с выходом книги, раньше тебя переступить порог Хогвартса, но отголоски ее несомненно следовали за тобой по пятам всю дальнейшую учебу. Тебя это абсолютно не тяготило и никак не отражалось на твоих отношениях с миром. Гриффиндор (а может, Хаффлпафф) такими вещами не кичится.
По окончании школы ты проявил свойственную вашей семье самостоятельность и избрал профессию колдомедика. Попутно весьма серьезно углубился в магловскую медицину, полагая, что у делающих успехи в этом направлении маглов можно многому научиться.  У тебя несомненный талант к хирургии и чарам, и ты отлично показал себя в экстренных ситуациях, мгновенно принимая взвешенные решения. Через два года стажировки в Мунго, ты обратил на себя внимание иностранного целителя, приехавшего в Британию по профессиональному вопросу. Это был мой отец, Руфус Хайланд, и ты воспользовался его приглашением провести последний год стажировки в Германской империи, в Мюнхенском магическом госпитале, в отделении недугов от заклятий.
Годом стажировка не ограничилась. Какими были побудительные мотивы, заставившие тебя осесть в Германии  - оставляю полностью на твое усмотрение. Возможно, красавица жена и двое детей, возможно - обширная практика, возможно - разыгравшаяся в 1914 году война, в которой ты мог принимать участие, вдохновившись примером моего отца и не в силах терпеть страдания гибнуших маглов, а мог - оставаться на передовой колдомедицины, не покидая стен госпиталя. Как бы то ни было, к моменту моего окончательного появления в твоей жизни в 1917 году ты работаешь в Мюнхенском магическом госпитале на должности Старшего целителя, а моего отца год, как нет в живых.

Ты много шутишь, много куришь и обладаешь  долей здорового цинизма, воспитанного годами практики. Однако твой добродушный склад характера и темперамент сангвиника не допускает жесткости, жестокости и пренебрежения к пациентам, так что никто из них бы не обвинил тебя во врачебной черствости, хотя при необходимости ты можешь быть весьма суров и бескомпромиссен. С коллегами чаще, но еще чаще - с начальством, которое периодически лелеяло надежду найти как бы тебя наказать за недостаточно почтительное отношение к власть имущим. Ты не конфликтный, ты просто не выносишь дураков,особенно дураков у руля.
Ты определенно хорош в колдомедицине и никогда не ограничивался одним направлением, кочуя из отделения в отделение, набираясь разнообразного опыта. Из тех, кто и больного ликантропией усмирит, и аврора грубой ниткой заштопает, и ребенка у роженицы примет (без особого восторга, но под бесконечные шуточки, от которых она скорее родит от хохота, чем от естественных механизмов).
Помню, что за отворотом любой твоей куртки обязательно прятался набор хирургических игл и нить.

Мы знакомы с первого твоего года пребывания в Мюнхене, поскольку все время, что я проводила за пределами школы, я обитала у отца на работе, готовясь стать целителем. Так что ты воочию мог наблюдать весь путь, что я прошла от все еще ребенка с горящим восторгом взглядом до молодой женщины с несгибаемым упрямством, достойным лучшего применения и не слишком подходящим для целителя складом личности.  Возможно поэтому мы так неплохо сработались, успев привыкнуть друг к другу задолго до того, как я формально смогла заниматься колдомедициной и портить тебе нервы.
Ты любил хохмить, что из-за меня поседеешь раньше времени и имел полное на то основание, регулярно выуживая меня из разнообразных передряг (в духе той, как я, не будучи даже стажером, применила к пациенту реанимационные заклинания, не дожидаясь твоего появления). Ты не гнушался критиковать меня, но всегда делал это так, что у меня не возникало желания послать тебя к гриндилоу. Ты открыл мне глаза на магловскую медицину, показав, что их достижения нельзя сбрасывать со счетов, особенно, когда велик шанс столкнуться с их оружием, когда им вновь захочется поиграть в войну. То, что я виртуозно накладываю магловские швы на раны и не гнушаюсь идти на открытые оперативные вмешательства - твоя заслуга.  То, что во мне нет ненависти к маглам после смерти отца от их рук - тоже твоя заслуга. Пить огневиски меня тоже научил ты, хотя не так гордишься этим, как первыми двумя пунктами.
В 1926 году в Баварии станут набирать силы сторонники Гриндевальда. Сперва исподволь, затем все более явно, и в декабре 1926 года Бавария полностью перейдет под контроль магов, наплевавших на Статут и открыто объявивших о своем превосходстве. Многие бежали, пока была такая возможность, но ты остался на своем месте. Я не знаю твоих побудительных мотивов, Клайв. Возможно, твоей семье угрожали. Возможно, тебя удержало чувство долга передо моей семьей, ведь на попечении в твоем отделении оказалась моя тетя, находящаяся в магической коме после воздействия особо темного проклятья. Возможно, ты увидел для себя шанс сопротивляться новому режиму изнутри, спасая тех, кому не посчастливилось оказаться перемолотыми его жерновами. Возможно, ты тайный участник баварского партизанского сопротивления.
На самом деле, мне страшно думать, что твои мотивы могут оказаться иными и сотрудничество с новым режимом - полностью добровольное, что эти идеи нашли путь и к твоему сердцу. Мы не виделись вживую около двух лет и я не знаю, какие события твоей жизни предшествовали нашей новой встрече. Но мне хочется верить, что ты все еще прежний, поскольку я в очередной раз вляпалась в передрягу, Клайв, и пока не знаю, как из нее выберусь без твоей помощи.
Мы обязательно встретимся осенью 1927 года, когда я вновь появлюсь в Мюнхенском госпитале, но уже в качестве пленницы. Моих пленителей будет интересовать информация, которую может предоставить разум тети, находящейся на твоем попечении, меня же будет интересовать любая возможность сбежать. У тебя же будет широчайшее поле для того, чтобы помочь мне в нелегком этом деле или помешать.

Планы на игру: это заявка в крепкое товарищество, которое только и может связывать коллег-целителей, достаточно долго знакомых друг с другом и хлебнувших разнообразного пойла из одной фляжки. Однако, товарищество не означает безоблачность, как в прошлом, так и в настоящем:)
У нас с вами огромный период прошлого, в который можно отыграть множество разнообразных ситуаций. По сути, после смерти отца, я остаюсь один на один с избранной стезей целителя и наломаю достаточно дров прежде, чем сама встану на ноги, и на этому пути поддержка Клайва была бы неоценима. Может быть вы, однако, так себе дровосек.
В настоящем же я отчаянно буду искать выхода из плена и эту ситуацию можно разрешить весьма многообразно.
На форуме присутствует достаточно представителей армии Гриндевальда, чтобы не оставить вас без работы, в том числе четыре колдомедика разной специализации.
Скучно определенно не будет!

❖ Все, что не прописано - вам на откуп. Из прописанного - решительно все обсуждаемо. Вы можете изменить имя, но фамилию и происхождение я очень бы хотелаоставить. Мне кажется, что история сквиба, воспитанного маглами, ставшего всемирно известным игроком в регби и написавшего обо всем этом книгу, популярную у волшебников, прекрасна сама по себе и закладывает отличный фундамент для становления Клайва. К тому же родственники в Шотландии отличный повод пересечься с персонажами, обитающими за пределами Германии. Очень хотелось бы увидеть персонажа с границы двух миров, с самого детства пребывающего на ней и прекрасно ориентирующегося во всех перипетиях жизни маглов и волшебников, и как этот персонаж вынужден будет существовать в условиях, когда Бавария окажется под пятой Армии Гриндевальда.
Пожалуй, самым жестким остается вопрос возраста. Клайву никак не меньше 35 лет, а скорее ближе к 40.
❖ Мы можем обсудить любой момент истории, где мы разойдемся во взглядах дабы прийти к варианту, устраивающему нас всех. Вы можете даже поменять лояльность, действительно присоединившись к армии Гриндевальда на добровольных началах, хотя возможность с вас начать формировать баварское сопротивление, в рядах которого состоит кузен Сольвейг, откровенно греет сердце. 
❖ Джереми Реннер определенно внешность, которую я хотела бы видеть! Ее можно сменить безболезненно, если вы сможете предложить сходный с ним и Харди типаж. То бишь, коренастый, крепко сбитый мужчина, без тонких черт лица, излишней смазливости и какой-либо воздушности. Клайв очень прочно стоит на ногах и с некоторой высоты своего роста плюет на трудности, что вы готовы на него возложить. Еще и зубоскалит, зараза)

❖ Пишу от 3к, от третьего лица. Не смущаюсь, если вы пишите при этом от первого, не считаю знаки, не подгоняю и не требую постов. Меня устроит любая скорость отписи, укладывающаяся в форумный минимальный лимит. К себе ожидаю сходного отношения. Зафлужу, если вы флудер, оставлю в покое, если нет.Найду вам десяток сюжетов, свяжу с другими игроками, хотя самостоятельность в данном вопросе будет в плюс. Обосную любой кипишь, так что ко мне можно с любыми идеями. В графику могу только очень посредственную.

❖ ПОСТ

+++

Она все еще не обрывает колдовство, все также исступленно вливается в него всем своим естеством- горецвет уже не просто скрыл под собой могильный холм, он стелется ковром окрест, а вьюн оплетает ее собственные лодыжки.  Аромат цветов становится нестерпимым, от него спирает в горле, но Соль рвано дышит им, жадными глотками пьет этот сгустившийся воздух. Эта волшба лишена красоты, она злая и дикая, как может быть жизнь, когда вгрызаешься в нее зубами. Сольвейг не скупится и не заботится о красоте и форме. Все это грубая штопка по обширной ране, только чтоб остановить выматывающее кровотечение, так жестоко ее обессиливающее. Выздоровление-дело многих лет, шрамы, точно метки темного проклятья, не сойдут никогда, а фантомные боли, вероятно, будут доводить ее до безумия, но это все мелочи по сравнению с необходимостью жить, жаждой этой жизни. Она действительно хочет жить, и будь иначе- ушла бы следом за родными тотчас же, когда увидела обезображенные их тела.
Это был бы простой, легкий исход.
Но ее удел жить, черт подери, долг ее перед семьей и собой! Горецветы, точно заверяя эту мысль, распахивают ставшие неестественно большими соцветия, яростно-желтым, горьким и животворящим одновременно, плещут они, застилая взор. 
И в этот момент тяжесть чужой ладони на плече обрывает наваждение.
- Вы ведь волшебница?- хрипло шепчет незнакомец, присутствия и приближения которого она не заметила. В царящей вокруг тишине шептать нет нужды, от того вопрос приобретает для Сольвейг зловещий оттенок. Все внутри каменеет, точно к ней применили Duro, а не только лишь коснулись.
Ничего не докажешь.
Соль требуется лишь мгновение, между уже отзвучавшей фразой и той, что ей еще предстоит услышать- ловким поворотом кисти палочка скрывается  в рукаве платья, а на лицо падает непроницаемое выражение вежливого недоумения. С ним она и оборачивается к высокому мужчине, молча стряхивая ладонь с плеча, и желая, чтобы он не стал настаивать на своей версии. По долгу службы как применяется Obliviate Сольвейг знает, но не любит это заклинание, редко использует даже когда воспоминания о перенесенных страданиях мучают пациента, и тем более не готова касаться его здесь и сейчас.
- Помогите мне, пожалуйста.
На бескровном сером лице незнакомца явственно проступает страдание и его ведет в сторону стоит руке лишиться опоры ее плеча, но еще раньше Соль накрывает знакомый до горечи во рту металлический запах, который так близко не способен более заглушать аромат разросшегося горецвета. Как сомелье способен различать тысячи оттенков аромата вина, так целитель ощущает запах болезни, помнит, что значит каждый из них. И запах крови- первый в этом списке.  Целитель чует кровь ничуть не хуже гончей.
Вот и она- насквозь пропитала правый рукав темной мантии, так неподходящей этому месту, так вызывающе бросающейся в глаза своей инородностью, подтверждая однако и факт того, что перед ней все же волшебник, а не любопытствующий маггл. Два волшебника и маггловское кладбище, однако, у судьбы есть чувство юмора и талант к режиссуре.
- Черт возьми,- выдыхает Сольвейг, преодолев потрясение первых мгновений. Она поддается вперед,  отдергивая полу мантии, чтобы найти источник кровотечения, но приходится убрать руку и снова подставить плечо под ладонь мужчины, который теперь наваливается всей тяжестью и едва не придавливает к земле.
- Сядь, давай же.
Она помогает незнакомцу сесть ,и он тяжело приваливается спиной к обелиску. Кровь пачкает белый камень, но Сольвейг не видит этого. На самом деле ничего не видит, кроме очевидного- на ее руках истекающий кровью человек ,и она единственная, кто может, обязана ему помочь.
Вот и все. Все сложности в расстановке приоритетов, вся твоя боль и метания теряют в весе, становятся несущественными перед лицом долга. Это очень просто: ты, пациент и мера твоей ответственности.
А ее спрашивают за что она любит свою работу.
- Эй, не молчи.  Говори со мной,- Сольвейг быстро окидывает взглядом окружающее пространство, но они по прежнему одни. Надолго ли? Сколько у нее есть времени?- Тебя будет клонить в сон, не поддавайся этому. Как тебя зовут? Ты можешь сказать, как это случилось?
Впрочем, "как" она вполне представляет себе, продравшись сквозь заскорузлую от крови рубашку и обнажая рану, похожую на удар пики. Багряный отек, расходящийся солнечной короной вокруг нее пускает вдоль позвоночника льдистый холод. От ее прикосновения кожа слущивается, валится хлопьями, будто ее обдали кипятком. Склоняясь к ране, Соль ощущает едва уловимый запах падали, причудливо мешающийся с кровяным. Запах этот не сулит ничего хорошего, но Сольвейг решительно гонит от себя это жуткое ощущение безнадежности.
Чего бы ты не стал просить у мира, будь готов к двум вещам: то, что случится, не будет похоже на то, что ты просишь. И почти наверняка ты с этим справишься. 
Она просила, требовала себе огня и взрыва? Что ж, почему бы не человек со смертельным проклятьем там, где ты кажешься себе бессильной?  Лишь бы только никто не появился следом и не превратил изящную метафору в пошлую правду.
- Computresco caro,- выдыхает зло, закатывая рукава платья и выхватывая палочку, которую все еще прятала до этого момента. Ей приходилось сталкиваться с этим проклятьем, так что симптомы бросаются в глаза и у нее почти нет сомнений. Обезболивающие чары здесь будут почти неэффективны, но она все равно накладывает их на всю руку и грудную клетку прежде, чем вновь коснуться раны. Мышцы сереют, расползаются от малейшего прикосновения, но кровь останавливается после нескольких же заклинаний возрастающей силы. Это не благо. Можно подумать, что проклятье растекается от источника подобно чернильной кляксе по пергаменту, пропитывая собой плоть, но на самом деле, будучи по своей природе сродни токам тела, устремляется по пути наименьшего сопротивления. Оно вливается в сосуды, проникает меж сухожилий, обволакивает нервы и уже оттуда начинает свой гибельный путь изнутри наружу. При других обстоятельствах, имей под рукой кровевосстанавливающее зелье, Соль предпочла бы крайней мерой пустить незнакомцу кровь, чтобы ослабить действие проклятья. Но не теперь, разумеется. Придется придумывать что-то еще.
- Каковы шансы, что тебя будут преследовать?- спрашивает, поднимая взгляд на мужчину. Вывод этот напрашивается сам собой. Сольвейг встречалась с аврорами, попадавшими к ним в госпиталь после переделок с темными магами. Все факты на лицо: проклятье, случайная аппарация в совершенно неподходящее место, невозможность маскировки. Уходить отсюда им все равно придется, вопрос лишь в том, как далеко она должна его увести.

❖ СВЯЗЬ Гостевая, ЛС

Марко Феранандес, АГ, 38 лет, охотник за головами и реликвиями, мастер темной магии, холост.
Марко был долгожданным ребенком в семье Фернандес. Его мать всегда хотела сына, но вопреки ее ожиданиям первой родилась дочь. Поэтому матушка была вне себя от счастья, когда на свет появился Марко. С младенчества его окружали только самые лучшие вещи, люди и даже погода ( магия она такая). Все за исключением внимания отца, который до безобразия любит старшую сестру и оживлялся лишь тогда, когда она приезжала на каникулы. Впрочем Аделаиду Марко не возненавидел, потому что матушка давала ему столько внимания, что отца можно было понять и простить. Но росток ревности и соперничества между сестрой и братом все же успел зародиться. Далее Марко отправляют в Дурмстранг. В учебе мальчик показывал себя прекрасно и одарено, а может был бы лучшим учеником, если бы не его жажда свободы, а значит и нарушение правил. Впрочем это не помешало ему полюбить темные искусства. Затем была свадьба сестры с русским, которого он возненавидил с первого взгляда. Как же...В жизни Аделаиды появился кто-то важнее него. Такой наглости Марко простить не мог. После окончания школы Фернандес домой не вернулся, избегая попадания под опеку матери. Он путешествовал по миру и зарабатывал себе на жизнь совсем не так, как мог бы будучи наследником богатого чистокровного испанского рода. Тем не менее жажда приключений была у него в крови и доподлинно не известно чем именно занимался Марко до попадания в Армию Гриндевальда. Кто-то говорил, что он был орхотником за головами, кто-то, что на заказ разыскивает редкие артефакты, кто-то, что контрабандист. Неоспоримым фактом было то, что Марко был умен и хитер, поэтому попав к Гриндевальду он быстро дослужился до рыцаря, но дальше дело не шло. Ему нужно было что-то чтобы поразить мастера. Тогда ему пришла в голову ужасная мысль использовать сестру для своего повышения. На тот момент Ада была известным артефактологом и могла быть полезной, а возможна даже знала, где находится то, что искал Гриндевальд. Чем не путь к повышению? Тогда он инсценировал несчастный случай на ее экспедиции. В результате вся команда Власовой погибла, а ей самой изменили память. Угрызениями совести Марко не мучался, хотя ему было безгранично больно наблюдать за тем, как страдает его сестра от мысли что ее дочь и муж погибли. Впрочем пути назад не было и ему оставалось лишь жить дальше и научить этому ее. Учитывая, что он убедит своего мастера, что Ада может быть полезной пешкой в их рядах, даже не обладая нужной информацией.

Что можно сказать об отношениях брата и сестры? Ада всегда смотрела на младшего брата с высока, но была рада, что мечта матушки осуществилась и ее оставили в покое. В отличии от Аделаиды Марко можно было все и матушка прекрасно обеспечивала его всем, что душе угодно. Мальчик с золотой ложкой во рту. Они дружили в детстве и даже развлекались. Перелом в отношениях наступил в юности, когда Ада стала Власовой. Пожалуй по классике жанра Марко Власова не взлюбил, учитывая, что с детства ревновал свою семью по поводу и без из-за баловства, которое ему обеспечивала матушка. Уже будучи у Гриндевальда Марко станет для Ады всем

Хотелось бы персонажу жизни и долгой игры. Думаю итак понятно, что Ада полностью завязана на идеи с братом, поэтому играть можно много и долго. При этом он вполне самостоятельный персонаж, которого я не закрываю в рамки каких-то определенных отыгрышей. Единственное попрошу не делать его аюсолютно добрым. Злым? Пожалуйста, но не добрым. Ему не чуждо состарадание, грусть и т.д., но он не лишен пороков таких как тщеславие, жажда наживы и прочее. Вы моежет придти с кем-то в парой. Это будет прекрасно. В принципе вся биография вполне меняема, как и внешность. Единственное фамилия останется неизменной, как страна происхождения и лояльность. От вас требуется логично вписать как вы попали в Армию Гриндевальда, из каких побуждений. Все остальное в принципе придумано и менябельно, кроме истории моего персонажа. Очень попрошу при взятии персонажа, связаться в гостевой для уточнения деталей. Буду очень рада видеть, обогрею, затащу в игру и буду безгранично счастлива. Вы очень нужны.

❖ ПОСТ

+++

-Экспекто Патронум. - голос Сириуса звучал уверенно и через мгновение с палочки соскочил пес. Он отличался от того, что Роуз видела в прошлый раз. Сказать что он был потрясающим ничего не сказать. Девушка была довольна собой и своим учеником. Ее губы моментально тронула улыбка, а на лице можно было прочитать гордость, но не успела она сказать, о том, что Патронус прекрасен и как она говорила, что у Блэка все получится и вообще он такой молодец, да и она тоже, как тот резко развернулся.
-Спасибо. - произнес он, находясь в опасной близости от нее. Вейла даже не успела подумать, что ему ответить, как в следующую секунду, мгновение...Она почувствовала как, губы обожгло всепоглощающее тепло. На секунду показалось, что Роуз сгорит в его руках, разобьется, сломается. Смесь чувств захлестнуло ее с головой как волна, ураган, цунами. Девушка не могла ни сделать шаг назад, потому что он крепко, как ей казалось, держал ее, ни разразиться угрозами в его адрес, но могла лишь отвечать на его действия, понимая, что ей не особо и хочется, чтобы это заканчивалось. Розмари Линдгрен с треском провалилась перед неожиданными действиями Сириуса Блэка. В ее голове время стало течь иначе и возможно сознание ей диктовало, что они стоят так и целуются на опушке в запретном лесу около часа, хотя в реальности прошло всего лишь несколько минут или и того меньше? Как только все закончилось, девушка слегка отклонилась назад. Она стояла и тонула в его глазах, ощущая как в груди выбивает чечетку сердце. Легкий ветерок трепал ее волосы и охлаждал пылающие щечки. Роуз выглядела растерянной. Стоит признать, что бунтарь напротив застал ее врасплох. Буря эмоций внутри угрожала вылиться в шквал претензий, но эффект неожиданности брал свое, не позволяя ей разразиться оскорблениями.
Иногда бывает так, что в самый неподходящий момент происходит что-то, что потом переворачивает весь твой спокойный тихий мирок, который теперь укрылся в углу и плачет кровавыми слезами от предстоящего приключения. Вы наверное подумаете, что вот оно счастье! Один из самых классных парней в школе поцеловал очаровательную вейлу, но как бы не так. Внутри у Линдгрен бушевала буря из непонятных чувств и эмоций. С одной стороны хотелось огреть нахала чем-нибудь потяжелее, с другой наложить заклятие забвения, с третьей броситься ему на шею и ответить еще более страстно. К сожалению большее на что она была способна это:
- Очень хорошо... - выдавила она, с нескрываемой дрожью в голосе. Она даже не знала что именно было "хорошо" поцелуй или Патронус. Линдгрен все еще не двигалась с места, глядя в глаза Сириусу. Только сейчас она заметила, что вообще он был достаточно хорош собой. Его темные волосы, острый взгляд, блуждающая ухмылка - он напоминал хищника на охоте за девичьими сердцами, коллекция которых с каждым годом только возрастала. На лице Роуз читалось удивление смешанное с какой-то потерянностью. Взгляд голубых глаз буквально пронизывал его, будто пытаясь найти ответы на свои вопросы. Почему? Зачем? Как? Застывшее выражение лица Розмари, оживляли лишь частые взмахи длинных ресниц. Она не знала сколько прошло времени, может минута, а может всего пару секунд, пока ее мысли более-менее не нашли рационального объяснения тому что случилось совсем недавно. Наверное я перестаралась с очарованием... - мелькнуло у нее в голове. Девушка медленно перевела дыхание, все так же не двигаясь с места. Все же она решила, что скоро Блэк должен прийти в себя и когда она отойдет чуть дальше, то и у нее пропадет очевидное желание поцеловать его в ответ. Линдгрен иногда вспоминала свои первые чувства. Первая влюбленность у Розмари наступила в 15 лет. Пожалуй это было одним из самых ярких ее воспоминаний. Парень учился на последнем курсе Хогвартса, а она на пятом. Парень был симпатичным и вежливым, а еще он кажется любил ее. Конечно для наивной девочки это было в новинку и она с головой погрузилась в свои чувства. Каждый раз при встрече с ним она испытывала легкость и непринужденность, не замечая, что на него влияло ее очарование вейлы. Когда он выпустился, то обещал ей писать и ждать ее на каникулах, но на все ее письма не было написано ни строчки. Тогда Розмари с горечью поняла, что на самом деле это не любовь, а юношеская влюбленность и что более обидно ее дар, который стал для нее проклятьем. Нет, Роуз не возненавидела свои способности, а только стала пользоваться этим для своей выгоды. Ей было удобно практически на автомате располагать к себе людей и это чувство ей нравилось, хотя и вызывало грусть, потому что когда утро опускалось холодным рассветом на очарованные ее сердца, то они просыпались от сладкого забытья. Влюблённость вообще странное чувство, заставляющее людей идти на необдуманные поступки, слова, действия, а потом все пережитое становилось обрывком красочного сна, который жестоко прервали и только единицы перерастали во что-то более серьезное, чем просто увлечение. Сейчас перед ней стоял Сириус и она прекрасно понимала, что учитывая их необычный урок старалась помочь ему, но при этом видимо приложила слишком много усилий. Роуз немного неловко подняла руку, будто хотела что-то сказать, но в горле предательски пересохло. Тогда она просто коснулась кончиками пальцев его растрепавших волос, делая вид что в них что-то застряло, но на самом деле ей просто нужно было что-то сделать, чтоб отвлечь внимание и не поддаться порыву. - Ветер... - проговорила она, пытаясь вернуть своему голосу уверенность, а на лице появился оттенок задумчивости, который быстро сменился наигранно непринужденностью. Отведя глаза, она ловко выскользнула из рук Сириуса и направилась к дереву, где оставила свою школьную сумку. Линдгрен была рада, что пришлось повернуться к нему спиной и он не увидит ее играющую на лице улыбку и совсем раскрасневшихся щечек. Неуверенными, но быстрыми шагами она добралась до своей отправной точки, с которой началось их факультативное занятие. Ей казалось, что если не заострять внимание на том, что случилось, то скоро это забудется и она сможет вновь взять себя в руки и общаться с Блэком как обычно подобает однокурсникам. К ее удивлению руки продолжали не слушаться, когда она опустилась вниз, чтобы найти в ней так кстати припрятанные кексы с обеда и пару яблок. Они с Валенсией хотели позже встретиться и зная пристрастия подруги к сладкому Роуз благоразумно позаботилась о том, чтобы порадовать свою любимую подругу. Конечно, девушка никак не предполагала, что угощать она будет не брюнетку, а брюнета. Все же приложив больше усилий, Розмари все же достала все, что искала и выпрямившись, она еще раз перевела дыхание, чуть поведя плечами и уже с привычной для нее улыбкой на лице, повернулась к Блэку.
- Ты хорошо постарался. Твой Патронус сейчас выглядит идеально. - громко проговорила она, кидая взгляд на огромного пса, который был удивительным и совсем как живым. К нему успел подойти ее ирбис, будто бы изучая своего нового друга. Удивительно, что вроде бы у неживых Патронусов могло быть что-то напоминающее душу, хотя если посмотреть с другой стороны, то скорее всего они были даже больше наполнены душой чем некоторые настоящие люди. С одной стороны это было куда более чем просто грустно, с другой такова была жизнь и изменить ее было невозможно даже с помощью волшебной палочки.
- Кстати, почему пес? - с интересом спросила она, подходя к парню ближе и держа в руках то, за чем она отходила. - Держи, я все же не настолько бессердечна, чтобы оставить тебя совсем без сил. - Роуз слегка улыбнулась, протягивая Блэку яблоки и кексы. Она избегала смотреть ему в глаза, поэтому со всем усердием разглядывала Патронусов. Жаль, что она так и не заметила как среди размышлений и мыслей, Сириус крепко поселился в ее голове.

❖ СВЯЗЬ  гостевая, далее скайп, вк, телеграмм, лс, все что душе угодно.

Ты самоуверен, умен, и стратегичен. Ты знаешь, чего хочешь и как этого добиться, и тебе совершенно все равно, сколько для этого придется срубить голов. Ты бесстрашен и храбр, жесток и не прощаешь ошибок. Ты мудр и любишь знания, и собираешь их крупицу за крупицей чтобы затем использовать в своих целях. Ты ценишь друзей и тех, кто тебе предан, но совершенно безжалостен к тем, кто тебя предал.
[indent] Амбициозен и учишься магии как безумный ученый, и жаждешь того, чтобы мир принял тебя, как своего, но чувствуешь, что мир этот безжалостен к тем, у кого нет статуса и денег. И ты смог заработать оба причем совершенно самостоятельно. Продаешь а большие деньги все, что только можешь поймать: родную стихийную магию, информацию, и даже собственную дочь.
[indent] Ты был рожден в достойную норвежскую семью, но у тебя никогда не было шансов на то, чтобы стать наследником семейного имени и богатства - младший сын, ты провел всю свою жизнь пытаясь доказать своим холодным родителям что ты лучше, умнее, храбрее, и предприимчивее чем все твои братья, но это ничего не изменило. Ты отучился в Дурмстранге и решил взять судьбу в собственные руки. Ты оказался полностью погружен в поиски новой магии, темной, светлой, бесплалочковой, стихийной, и обошел в ее поисках практически весь мир. Ты искал силы, искал статуса, и искал способа стать частью по-настоящему сильной и могущественной семьи, вот только девушки Европы не дали тебе долгожданной свадьбы и смотрели немного свысока, и ты вернулся на родину. После лет путешествия по Скандинавии, ты оказался на острове Серейя в поисках древней ритуалистической магии, где стал стражем дочери главы по имени Фрейдис, а в последствии и ее мужем.
[indent] Ты стал частью древнего рода и считал, что впоследствии станешь его главой. Но нет, бразды правления перешли к брату Фрейдис и тебе стало понятно, что они не станут доверять власть или же свои знания человеку, что пришел издалека. Они сколько угодно могли давать тебе свою фамилию, но ты знал, что никогда не станешь частью их семьи и достойным доверия. Они пытались дать тебе территории, которыми ты мог бы управлять, но ты прекрасно знал, что они не позволят тебе самому сделать и единого шага. Ты ждал много лет - у тебя родилась дочь, но конфликты возникали все чаще и чаще и ты чувствовал себя окончательно преданным. В один день ты решил, что этого достаточно.
[indent] Продав собственную дочь в замужество на юг острова, ты получил внушительную сумму денег и бежал вместе с секретами рода куда подальше от этой семьи, и больше никогда не возвращался. За это время ты приобрел силу и мощь, ты получил всю сижу, о которой надеялся, и совершенно не гнушаешься шантажом и поддержкой весьма сомнительных организаций и планов. И многие были бы рады отомстить тебе за то, что ты с ними сделал, однако ты слишком силен для того, чтобы кто-то смог тебе по-настоящему помешать.

из биографии Эриндис (частично менябельно если есть желание)

Клан Химмелен-Фьелль живет уединенно и тихо - они кутаются в теплые шубы, чтобы пережить беспощадные холода и щурятся от солнца, потому что они привыкли к темноте. Их не увидишь на светских приемах, их имен нет на страницах современной истории, и дети их никогда не принимают приглашение обучаться в Дурмстранге. Многие считают, что клана Химмелен-Фьелль и вовсе не существует, и все упоминания о нем - выдумки, направленные на то, чтобы пугать на ночь непослушных детей. И хорошо. Этого их клан и добивался.
Прошло несколько десятилетий с тех самых пор, как короли всей магической Скандинавии побросали все, над чем работали, и скрылись на острове Серейя, в темноте да холоде севера. Бывшие лидеры политической арены, военного времени, да патроны искусства и магии, исчезли настолько старательно, будто их никогда и не существовало, и на все попытки к ним приблизиться они даже и не пытались ответить. Прошло несколько лет, и магическое сообщество начало привыкать к их отсутствию. Прошли десятилетия, и оно привыкло обходиться и без них. Прошли века - и этой фамилии никто и не узнает кроме тех, что посвятил себя старым летописям давно минувших дней. Или тех, кто жил и проживает на территориях острова Серейя. И тех, кто в семье этой родился.
Ее отец, Рагнвальд, мало предавался мыслям о политике и будущем. Не в силах совладать со своим положением представителя младшей ветви, он регулярно пропадал где-то не сообщая им, а возвращался пьяным да агрессивным. Он делал вид, что ему было совершенно все равно, отказываясь от территорий, которыми ему предлагали управлять да не выполняя обещанного, и отказывался признавать обратное. И семья привыкла к нему, как и ко многим иным представителям, о которых говорили, качая головами. Их семья не отказывалась друг от друга, и они знали, что не было ничего важнее кровных уз. И все вместе они хранили тайну проклятия, в результате которого их клан однажды исчез с политической арены магического мира - из века к веку матери клана Химмелен-Фьелль передавали своим дочерям проклятье маледиктуса, обрекающее их на превращение в волков. И их семья хранит эту тайну настолько ревностно, насколько они только могут.
Однако, если в сохранении тайны их семья и оказалась успешной, на поприще управления деньгами и людьми успехи были относительно плачевны. Их территории переставали быть плодородны, люди становились голодны и несогласны с властью, все больше и больше их бывших территорий становились под чужими флагами и занимались самоуправлением. Их семья теряла влияние клочок за клочком и едва оставалась на плаву достаточно для того, чтобы хотя бы просто поддерживать свой собственный замок, хранящий в себе страшные тайны древнейшей магии.
[align=center]***
Когда девочке было тринадцать лет, тот мир, который она так хотела увидеть, пришел к ней сам. Когда отец предложил ей пойти с ним посмотреть на мир, она не представляла, чем это могло закончиться. Ее узнали - по семейному гербу на одеждах, по описанию ярко-рыжих волос и голубых глаз, да по имени. И результате непродолжительной битвы Эриндис оказалась похищена, и это, вне сомнения, изменило не только всю ее жизнь, но и историю всего ее клана.
Раньше она часто считала, что жила в семейных имениях как птичка в клетке, а сейчас она в этой клетке оказывалась будто дикое, опасное животное. Люди ненавидели ее, боялись, и надеялись использовать в своих целях. Эриндис должна была стать и разменной монетой, и рычагом давления на весь клан Химмелен-Фьелль. И сказать, что семья была в ужасе и ярости, было не сказать ничего. Они строили планы, они вели бесчисленные переговоры, и они заставляли Фрейдис вырывать
на собственной голове волосы от бессилия и горечи.
Прошло больше года, и из ненавистного пленника Эриндис становилась частью народа - ее больше никто не пытался держать взаперти и причинять боль. Жители звали ее дочерью богов, что могла сделать землю плодородной, остановить грозу, и залечить раны. Они знали, что такое магия, и слышали о ней в тех историях, что они читали детям на ночь, и в их понимании все они были способны на магию, несмотря даже на то, что магия эта исчезала и мельчала все больше и больше, пока от нее не оставалось практически ничего. И видеть такое количество силы было для них совершенно немыслимо и прекрасно. Из врага Эриндис стала благословением, и из бедности они выбрались к богатству. И пускай сама волшебница и нашла свое счастье из невероятного горя, она скучала по дому. Именно поэтому, когда к ней явился ее отец, она была счастлива, что наконец-то сможет увидеть этот свой дом. Вот только отец вернулся с группой наемников, разрушил тщательно отстроенные Эриндис дома, и, не слушая дочь и усеяв снежные луга мертвыми телами, вырвал дочь из этого нового мира. Вот только он не вернул ее домой.
Эриндис кричала на него, сбивая голос, но Рагнвальд не собирался этого даже слушать. Ему, на самом деле, было совершенно все равно и на нее, и даже на собственный клан, он пришел в ее новую семью для того, чтобы избавиться от дочери еще один раз - отдав ее в замужество за огромную сумму денег. Оказывается, слухи о том, что в каком-то селе появилась девушка, что способна на настоящие чудеса, распространились даже на самый юг огромного острова, далеко от их дома и подконтрольных территорий. И местный правитель Сигурд решил подчинить себе силу богов, убедившись в том, что и его потомки будут рождены с магией а все подчиненные будут в страхе. Эриндис не ожидала от отца подвоха - она путешествовала с ним туда, куда он скажет, думая, что идет домой, а на самом деле стало слишком поздно. С тех пор, как родной отец передал ее новому мужу как отару овец, никто больше не видел Рагнвальда. Он схватил свои богатства и исчез далеко и надолго.

от Фрейдис

Человек, пришедший издалека - всегда риск, на который наш клан долгое время не решался. Но ни один род не может существовать долго без вливания свежей крови и потому тебя, пришельца, приняли если не с распростертыми объятиями, то без нареканий. Ритуал принятия в род вплел тебя в наше разветвленное фамильное древо и открыл доступ ко всем семейным тайнам. Ты знаешь о нас и преследующем нас проклятье слишком многое. Мы сами вложили этот отравленный кинжал в твою руку. Теперь я вижу,какая это была ошибка, но в то время, когда только состоялось наше знакомство ты казался неколебимой надежной скалой, рядом с которой можно уверенно вышагивать бок о бок и противостоять суровой реальности. Я не была ослеплена чувствами, выбирая тебя на роль своего стража, руководствуясь только здравым смыслом.Выбирала тебя из десятка других достойных, как выбирают охотничьего пса - за силу, скорость,выносливость и преданность. Твое образование придавало мне уверенности в том, что иных знаний тебе не требуется. Нет, я не была ослеплена тогда, это случилось позже, когда ты уже был моим мужем, отцом моих детей, подлым обманщиком, продавшим нашу дочь в рабство. Моя ослепленность не позволила сразу перегрызть тебе горло, как после твоего побега мне часто виделось в моих снах. Теперь ты угрожаешь открыть нашу тайну миру и я стремлюсь найти тебя, чтобы стереть с лица земли, пока мои эмоции все еще теплятся, пока человеческая память еще не выцвела окончательно, пока, пребывая в шкуре волка, я все еще помню твой запах и почему я так тебя ненавижу.

Эриндис стала главой своего клана как и ее мать, превратившаяся в волчицу - и они не собираются прощать того, что с ними было. Но вот только желание и возможность это очень разные вещи.

❖ ПОСТ

от Эриндис

Была бы Эриндис обычным подростком, она бы громко выдохнула, вырываясь из объятий матери. Она бы вскинула головой, крикнув "да что ты понимаешь" и свернулась бы калачиком в своем одиночестве словно бы в мягкой перине. Дети, на самом деле, не любят быть понятыми, и они не хотят быть счастливыми. Только лишь начиная замечать, что мир вокруг них совершенно не соткан из мягкого и податливого материала, они начинают все глубже и глубже закапываться в несправедливость и боль, считая при этом, что только они одни, и никто вокруг них никогда не сможет посмотреть на мир тем же взглядом, которым на мир смотрят они.

Но вот только у Эриндис не было такой роскоши. У нее вообще с раннего детства ни в чем не было роскоши, что уж там говорить о чем-то "нормальном" вроде счастливого детства. Она с четырнадцати лет уже совершенно все умела сама - и доверять, и проверять, и выживать. И у нее не было времени на бесполезные хлопания дверьми, проростки независимости и жалость к себе. И приходилось поумнеть, приходилось стать сильной. Приходилось втаптывать куда поглубже собственные эмоции и впивающуюся острыми шипами боль и все ради того, чтобы лишний раз просто втянуть в себя воздух. Она была в аду и сделала его своим домом. Оттуда она попала в другой ад, и снова сделала тот своим. А сейчас что? Снова по-старому стоило ей только подумать, что сейчас все станет лучше?

Хрип, сорвавшийся с ее губ, напоминал крик. Кожа готова была лопнуть подобно мыльному пузырю, наполняя все помещение своим похоронным звоном. Или же только ее собственную голову, по которой сердцебиение било будто молотом по наковальне? Позвоночник будто изгибался небесным змеем, словно только впервые ощутив на себе дыхание свободолюбивого солнца. Что-то внутри почуяло ее слабость, и это что-то сейчас прижималось к земле, готовясь к прыжку, и приподнимало свой нос, становясь по ветру. Что-то внутри ее самой готово было вонзить в нее свои клыки и разорвать на части. И это что-то, пропади оно пропадом, было знакомо ее матери. Потому что если бы не было, она бы никогда не говорила ей перестать бороться. Потому что если чему-то Эринлис и научилась, то это ценить хороших советников, потому что таких не сыскать сколько бы ты ни старался. Кровь гуще воды, а кровь клана Химмелен-Фьелль, кажется, была сделана из нервущегося жгута.

- Что... - Сбитое дыхание, пересушенное горло. О, это был худший припадок из всех, что когда-либо случались. Это была худшая боль, что ей когда-либо приходилось переживать, потому что на этот раз ее обидчиком не был другой человек. Легко переживать через боль, когда ее наносит неуверенный в себе неудачник. Трудно, когда источником твоей боли выступаешь ты сам - особенно когда ты, это человек, который пережил не одиного такого вот неуверенного себе неудачника, что пытался причинить ей боль. И тем не менее, Эриндис не торопилась отпускать, не зная, что именно ее ждет по ту сторону своей человечности. Догадываясь, но... Как же ей было страшно, и как же хотелось кричать. И что же, что же сделало это с ней и как теперь с этим жить? "Но ты ведь знаешь ответы, мама? Ты же знаешь?.." - что произойдет если я перестану сопротивляться, мама?

И пускать она просто скажет ей правду, какой бы та ни была гнусной. Эриндис, что же, она пережила слишком многое чтобы пугаться тому, что еще может быть впереди. Она подчинила себе целые поселки, города, пол острова, даже когда ее списали со счетов и продали как голову скота на рынке. Она прошла слишком далеко, чтобы останавливаться сейчас. И сделала слишком много, чтобы останавливаться на пол пути. Что бы это ни было, она сможет с этим справиться. "Так скажи мне правду, мама. Что ждет меня если я... позволю этому выйти на свободу?" Потому что Эриндис никогда не была обычным подростком, который не хотел смотреть на себя со стороны. У нее не было роскоши не доверять собственной матери. И, что бы это ни было, Эриндис знала, что ее мать ее понимает. Эриндис это чувствовала. Чуть ли не собственным носом, собственным сердцем, да собственной кровью. "Какой тайной со мной не поделились, мама?"

от Фрейдис

Неправильное это было время и Фрейдис корит себя за промедление, но лишь несколько горьких мгновений. Укоры себе не помогут ее дочери, не распутают сложную сеть обстоятельств, приведших именно сегодня членов клана на совет. Эриндис быть обязана присутствовать там, в добром здравии и не растеряв ни толики своей заразительной решительности, поражающей сердца людей, как обжигающие ветра жестокой северной зимы.

О, будь у нее время. Было бы время открыть все, поведать известное о проклятье, научить дочь слышать глухой рык ее второго "я", жаждущего стать первым.  Примирить с волком, научить ценить незримое его присутствие и не страшиться того, что однажды произойдет с той же неотвратимостью, с какой белые ночи сменяют долгую ночь. Впрочем, на многое из этого времени будет более, чем вдосталь. Но не на главное.

Дочери Серейя учат своих дочерей слышать волка с самой первой их месячной крови. В дурмане раскуриваемых над жаровней трав, в жарко натопленных комнатах, теплом выгоняя напряжение из мышц, в полной тишине и темноте они касаются проклятой своей крови и призывают проклятье показаться и сдаться на милость им. Балансируя на тонкой грани между неуступчивостью и принятием, они переживают свою первую трансформацию без выворачивающей жилы боли и панического оглушающего страха. Но у Фрейдис под рукой ни трав, ни жаровен, ни времени. Лишь истязаемая болью и страхом дочь, чья воля так неуступчива, что может и вовсе не принять в себе волка, обрекая раз за разом себя битву, из которой не выйти победительницей.

Но в неуступчивости этой и силе может быть достаточное подспорье, если удастся ее направить. Сбрасывая с плеч дочери мягкий домашний мех и со своих - тяжелый, густой, защищающий от сурового ветра, Фрейдис разворачивает Эриндис к себе. Выпутывает из медной гривы медные гребни, расслабляет тугой ворот платья, держащий голову дочери высокого и гордо, каждый вдох вымеряя на точных весах. Сыплются и беззвучно тонут в мехе кольца - только их носит Эриндис, не принимающая ни колье, ни браслетов.  После кандалов и ошейников, верно, ей чуждо все, что обхватывает, стягивает и душит.

- Обо всем подробно мой рассказ будет позднее. Сейчас - о главном. Множество волчиц ты встречала на Серейя. Мы не приручали их, они - и есть мы. Это проклятье, что преследует всех дочерей нашего клана, оно в нашей крови многие сотни лет. Та боль, что чувствуешь ты - так второй твой облик силится стать первым. Я говорю тебе не противиться, потому что только так ты сможешь взять над ним верх. Зверя можно держать в клетке, но однажды он вырвется и перегрызет пленителю горло. Но корми зверя с рук и он не воспротивиться даже, когда ты наденешь на него ошейник.

Продолжая говорить, она уводит дочь прочь от стола, ближе к камину, где едва теплится живой огонь. Разворошив угли, Фрейдис добавляет дров и горючего порошка, от чего пламя с жадностью набрасывается на мертвое дерево, облизываясь и меча во все стороны горячие искры. Тяжелый смолистый запах лесов Серейя окутывает женщин - не лучшая замена травам, но лучше того чуждого запаха, исходящего от Эрин, что так тревожит волка во Фрейдис. Что так тревожит волка внутри ее дочери.

- Когда ты перестанешь сопротивляться, отпустишь свой страх или вверишь его моим рукам, отступит и боль. Я чувствую, что твоему волку не терпится вырваться на свободу и лишь твоя несгибаемая сила воли не позволяет случиться этому. Отпусти себя, родная. Превращение займет немного времени, но ошеломит тебя, верно. И испугает. Будут чудиться иные запахи, иным станет зрение и тебе может показаться, что пути обратно уже не будет.  Но это,- она обхватывает бледное влажное лицо дочери ладонями и вынуждает на себя смотреть, всю свою уверенность желая вложить в ее разум,- не так. Ты будешь помнить, кто ты есть, и кто есть я, сидящая рядом с тобой.  Чтобы вернуться к себе ты должна будешь пожелать этого так же сильно, как если бы желала избавления от этого бремени. Не спеши вернуться сразу. Вдохни иные запахи дома, посмотри другими глазами, почувствуй иначе тело свое и тогда возвращайся.

Крепкие сухие пальцы Фрейдис избавляют дочь от оков темного глухого платья. Все, чему вынужден будет сопротивляться зверь выломает тело Эриндис новым витком боли, а ей достаточно уже. Достаточно ее исстрадавшейся и выжившей, несмотря на все выпавшие ей испытания, дочери любой боли. На бледной коже спины, на животе и бедрах ее видны отметины чужой жестокости и Фрейдис обещает себе, что разорвет горло всякому, кто осмелится теперь причинить ее девочке боль.

- Слушай мой голос, родная,- обняв вздрагивающие обнаженные плечи дочери, прижав голову ее к груди Фрейдис шепчет ей уверенно и ясно, не позволяя ее рассудку ускользнуть в тенета страдания и страха,- и слушай ее, ту, что взывает к тебе изнутри. Смотри на мое лицо, родная. Я многие годы живу со своим зверем и он все еще не взял надо мной верх. Выпусти ее и ничего не бойся.

❖ СВЯЗЬ
Напишите в гостевую и мы объявимся!

О вашей семье не так уж много сказано в каноне, но доподлинно известно, что в далёких 1740-ых, по крайне мере один ваш далёкий предок воспылал активной нелюбовью к маглам. Загуглите Гидеона Флэтворфи, почитайте про своего пра-пра-пра.
Сами же вы давний, убеждённый соратник Гриндевальда. Его идеи вам близки, а интерес профессионального историка побуждает занимать место в первом ряду, дабы вести летопись происходящих событий.
Маловероятно, что вы входите в офицерский состав Армии и принимаете активное участие в вооружённых столкновениях. У вас совершенно иная роль, которую вы сами для себя избрали.
При том, что у вас особое отношение к маглам и вы считаете их за не совсем людей, тем не менее, вы с профессорской дотошностью изучаете всевозможный магловский фольклор - мифы, сказки, легенды. В них вы ищете указания на волшебные предметы, артефакты прошлого, которые могли затеряться в мире обычных людей. Дело вашей жизни - поиск этих самых артефактов с целью их дальнейшего приспособления для целей лично ваших или же Гриндевальда.

Мне удалось раздобыть принадлежащую вам шкатулку, в которой хранился ключ к поискам Даров Смерти. Вот в этом отыгрыше я занимаюсь тем, что пытаюсь сию шкатулку вскрыть.
Можем начать наше знакомство с того, что вы обнаруживаете пропажу и начинаете активные поиски.
Шкатулку я вам, конечно же, не верну, её содержимое - и подавно, зато мы оба обретём интересное знакомство.
В дальнейшем можем устроить небольшую гонку за артефактами в стиле Индианы Джонса, ну а сопутствующие отношения можем организовать в духе Азирафаэля и Кроули из небезысвестных Благих Знамений - вроде и по разные стороны баррикад, но иногда можем объединить усилия и получить удовольствие от продуктивного сотрудничества.

Характер персонажа не навязываю, но со мной будет больше поводов для встреч, если добавите остроумной лёгкости и юмора.
Имя можете поменять, мне оно совершенно не принципиально.

❖ СВЯЗЬ для начала буду ждать вас в гостевой, а дальше разберёмся.

Сухие факты:
❖ Год рождения от 1898 до 1902. Выбирай возраст постарше (1898), у меня уже есть на примете несколько твоих однокурсников по Дурмстрангу, весьма интересные ребята, тебе понравятся.
❖ Младший из четырех детей Генриха Мантера, декана факультета Глациус в Дурмстранге. Есть старший брат и две старшие сестры, одна из которых - я.
❖ Высший ранг в стане Непрощенных Апостоллов (подробнее - лично); пешка армии Гриндевальда, по соображениям личного толка.
❖ Боевой маг, дуэлянт, исследователь магловского оружия и магических способов противодействия ему, человек-пожар, цунами и разрывные пули в одном лице.   

Идеальная льдистая выучка потомственного аристократа тебе не чужда. В нашей семье иное считалось бы досадным дефектом, требующим исправления, так что если ты захочешь, то никто из въедливых наметанных глаз не различит на твоем лице тени ярости и гнева. Но они, конечно, там, внутри, они были там всегда.

Каково это, Рольф, каково это, когда вместо крови по венам течет жидкое пламя?
"Это похоже на бомбарду, разрывающую тебя изнутри. Каждый чертов день".

Ты приспосабливался к себе с самого детства, искал из себя приемлимый выход. Первый магический всплеск обошелся семье новыми оконными стеклами в детской и счетом от колдомедиков для няни, оказавшейся в самом его эпицентре. Отца это не смутило, после моего детства вряд ли что-то способно было его смутить. Тебя нужно было занять и если ты не находил занятий сам, то всегда находили твои гувернеры. Твои игры никогда не были тихими и спокойными, ты непременно искал движения, сопротивления, соревнования и успокаивался лишь оказавшись вымотанным. Естественно, что в Дурмстранге Фламма приняла тебя с распростертыми объятьями. Жесткая дисциплина едва ли могла бы вместить всего тебя, если бы школа не предоставляла столько возможностей, взамен требуя повиновения правилам. Квиддичные тренировки, охота, дуэльный клуб и уроки боевой магии, соперничество с другими мальчишками. Ты оказывался повержен и вновь поднимался на ноги, чтобы непременно взять реванш. Ты горел и вместе с тобой горели те, кто опрометчиво оказался к тебе приближен. Твоя квиддичная команда, твои напарники-дуэлянты, девушки, не способные избежать твоего взгляда. Ты не просто заразен, как чума, Рольф, ты - осколочный снаряд серьезной поражающей силы, и выживут рядом только те, у кого кости покрепче стали или цельные устойчивые щиты. Нужно сказать, что таких было в достатке, чтобы ты никогда не оставался в одиночестве. Твоя жизнь всегда на самом остром и тонком пределе, всегда на повышенных скоростях и всплесках ощущений. Возраст этого не изменил, ты и сейчас такой, мой дорогой брат, наш дорогой Всадник на рыжем коне.
Когда же разразилась маггловская мировая война, ты, наконец, увидел соперника, с которым хотел бы бороться. Изменчивее, чем все, что может предложить магия, бесжалостнее, чем экспульсо и бомбарда, обезличенная, мертвая и лишенная намека на справедливость сила в руках недостойных ею владеть. Возможно это будет что-то глубоко личное, Рольф, что-то помимо тех разговоров, что велись в нашей семье давным-давно, что вкладывал в свои лекции профессор боевой магии и близкий друг семье Фридрих Хартманн. Может быть кто-то из тех, кто был тебе небезразличен, не вернулся домой с летних каникул, попав под удар магловских снарядов (может это была история любви?). Может быть ты отправился увидеть войну собственными глазами и не смог вытравить ее из-под кожи, но факт остается фактом. Ты стал одержим ею. Одержим идеей перебороть любую силу, что маглы смогут противопоставить волшебникам. Это казалось даже забавным тебе: взять их оружие, разобрать до деталей, выяснить, как оно работает, как его можно усилить с помощью магии, сколькими способами его можно использовать против самих маглов. Сколько десятков вариантов щитов потребуется, чтобы остановить взрывную волну и повернуть ее вспять. С этими идеями ты пришел к Фридриху Хартманну и он вдохнул в них жизнь, а твоя целеустремленность и энергия быстро возвели тебя в ранг Всадника Непрощенных Апостолов. Вслед за Наставником ты присоединился к армии Гриндевальда, но удовлетворился рангом пешки. Твоя амбициозность могла бы позволить тебе подняться выше, но новый порядок, установленный Геллертом в Баварии, тебе претит, пусть ты формально неукоснительно ему следуешь. Мысль о мирном, близком к равноправному сосуществованию с маглами выводит тебя из себя и потому ты редкий гость в Мюнхене и частый - в Франкеншейне, где ничего не мешает тебе и твоей команде проводить эксперименты с магловским оружием. Ты знаешь, что полученные знания еще найдут свое применение. Бавария так мала, а мир вокруг - так огромен и враждебен, и полон маглов, живущих без должного контроля. 
Ты стоял в толпе других волшебников и внимал Геллерту на Пер-Лашез. Ты видел его пророчество, видел железные гусеничные машины и взрывы, которые не могли быть порождением никакой известной тебе магии. Ты улыбался и беззвучно внутри тебя все заходилось сумасшедшим хохотом.
Ты знал - твоя война не закончится никогда.

Из всех детей от второго брака нашего отца ты - самый понятный для меня. С тобой у меня нет нашего с Герхардом соперничества за внимание отца, с тобой я не чувствую так остро собственную неполноценность, как с нашей сестрой. Пятнадцать лет разницы в возрасте неизбежно стоят между нами, и оттого нам не испытытать ни тесной близости, ни вражды. Общее дело в рядах Апостолов куда сильнее сближает нас, чем кровные узы, хотя и их не следует сбрасывать со счетов, ведь Мантер никогда не оставляют друг друга без помощи и поддержки. Я нахожу в тебе союзника, крепкую опору, идеальное оружие для продвижения любых планов, связанных с применением силы. Ты всегда найдешь у меня понимание своих мотивов и человеческие ресурсы для достижения своих целей.
Или
Все может быть совсем иначе. Можем поискать повода для большей близости, можем разойтись во взглядах, можем соперничать, но об откровенной враждебности речи быть не может, для этого я слишком стара и придаю родственным узам слишком большое значение. Впрочем, если захочешь, то сможешь попробовать меня переубедить.

Все игровое внимание сейчас отдано Баварии, взаимоотношениям между маглами и волшебниками внутри королевства, торжеству нового порядка. Самое время появиться и тебе, брат, со всеми твоими идеями, с твоей искрометностью. В стане Апостолов нас более, чем достаточно для игры, среди членов армии есть замечательные малоразыгранные персонажи. Помогу тебе найти с ними связь, с удовольствием покопаюсь в нашем общем прошлом и противоречивом настоящем. Надеюсь на твою самостоятельность, но без поддержки не оставлю, побуду генератором идей и связующей нитью. Этого добра у меня хватает.

Пишу предпочтительно от третьего лица, порой объемно, но знаки в твоих постах считать не буду. Пишу неторопливо, так что спидпостинг это, к сожалению, не про меня. Посты не выпрашиваю, договороспособна чуть более, чем полностью. Обсуждать персонажей очень люблю, внеигровое общение люблю, флудить тоже, но ни то, ни другое для тебя не обязательно.

Имя можно сменить, внешность можно сменить, поставив меня в известность (ориентируйся на факт, что в родне у тебя Мэттью Гуд и Джейми Мюррей). Детали биографии обсуждаемы, идеи, почему все сложилось так, как сложилось  - обсуждаемы. По всем вопросам жду с нетерпением в личных сообщениях.

❖ ПОСТ

+++

Поместье встречает ее интригующими пляшущими каминными отсветами в крайнем окне первого этажа - малой гостиной для личных встреч. Заслоняясь от промозглого ветра и мокрого декабрьского снега краем капюшона меховой мантии, Химера ускоряет шаг по влажной каменной дорожке к крыльцу дома, чувствуя знакомый трепет предвкушения.
Она возвращается домой и сегодня здесь есть, кому ее встретить.
Отец редко пользуется предоставленными в его распоряжение комнатами в Дурмстранге, предпочитая всегда ночевать в собственной спальне, однако дела декана факультета зачастую требуют поступиться личным удобством.
Приятно, что нынешний вечер позволяет ему отвесить деканскую мантию на витые побеги стальной виноградной лозы в холле и быть предоставленным самому себе. Вернее, себе и своему гостю, чью говоряще строгого покроя мантию Химера узнает прежде, чем восхищенно лепечущий слова приветствия домовик, уведомит ее о личности вечернего посетителя.
- Я присоединюсь к ним немедленно,- откликается она, сбивая с собственной одежды налипший снег, на вопрос маленького прислужника о ее желании переодеться с дороги и, оставляя мантию в его руках, следует прямыми, как полет стрелы, коридорами быстрым нетерпеливым шагом. «Переодевается» она на ходу, бездумно утапливая оба камня кулона в их ложе и стряхивая набившую оскомину за недели непрерывной носки иллюзию с плеч.
В комнате, озаренной горячими танцующими языками пламени камина, ей нет никакой нужды прятать себя.
Но, все же, она некоторое время молчаливо кутается в перекрестья теней, любуясь разом безукоризненностью исполненных ощутимой силой фигур мужчин в креслах напротив друг друга и выверенной точностью каждой высказанной ими мысли. Видеть обоих этим вечером - подарок, с которого Химера долго и со вкусом снимает шуршащую обертку и распутывает золотой бант прежде, чем заглянуть внутрь коробки.
- О, если бы ленточку - это была бы половина беды,- она принимает приглашение наставника присоединиться к беседе и направляется к креслу отца. Подол темного платья едва слышно шуршит по полу, точно комнату неторопливо меряет своим гибким телом змея,- бантики, вот, что теперь принято вязать из ленточек вместо крепкого ошейника и называть это гуманностью и этичностью.
Прохладная ее ладонь встречается с сухой, жесткой ладонью Генриха, протянутой ей навстречу. Пальцы отца и дочери соскальзывают на предплечья, обвиваясь вокруг них с цепкой силой, сквозь которую проступает радость долгожданной встречи и затаенная нежность, но и только. Даже при Фридрихе, которому в должно мере повинуются без указания хозяев домовики поместья, признавая его за члена семьи, Ирмелла и Генрих держатся неизменно строго, оставляя всю теплоту и неистовство своих чувств для времени, проведенного лишь наедине.
- Итог печально известен,-  продолжает мысль Химера, с улыбкой улавливая взгляд Фридриха и почтительно склоняя голову в знак приветствия,- даже если ты выкормишь мантикору с рук и будешь вязать ей бантик на шею вместо ошейника, ты не убережешь себя от опасности быть растерзанным, стоит ей подрасти. Если же она и проникнется к тебе добрыми чувствами, никаких гарантий, что ее жертвой не станут твои близкие.
- Что мы и наблюдаем третий год кряду,- замечает Генрих, отпуская дочь и коротким взмахом руки призывая для нее кресло с полукруглой низкой спинкой,- мы не кормили маглов с рук, но попустительствовали им своим бездействием и теперь сделались заложниками в собственных домах, пока длится эта их вакханалия. Призывы смягчить политику школы в это время ничто иное, как диверсия.
- Мне не понять,- Ирмелла устраивается в кресле и принимает из рук Фридриха бокал с вином. Зеленоглазая Сехмет ворчит и беззвучно шипит в ее сторону, точно Химера посягает на ее территорию, но у женщины нет сегодня желания указывать самовлюбленному животному ее место,- Ни один из диких видов не пренебрегает обучением своих детенышей  защищаться наиболее эффективным способом. Только люди сознательно выбирают пестовать слабость и кичатся ею, как доказательством, как далеко они ушли от примитивных животных.
Темные глаза отца и серебристо-млечные - дочери обращаются к гостю в ожидании его мыслей на данный счет.
- Приятно знать, что по крайней мере ваши ученики, наставник,-  Ирмелла  с улыбкой слегка салютует бокалом Фридриху,- будут ограждены от этого опасного заблуждения.
Терпкость вина расплескивается, свивается побегами жгучего плюща по сосудам, оплетает нечеловеческое сердце Химеры и понукает его ускорить ритм. В сочетании с пробирающим теплом от камина и уютными сумерками хмель утяжеляет мысли, они приобретают особую насыщенность, как бархатный рубиновый цвет напитка и шахматных фигур, занявших левую половину игральной доски. Шахматы играли большую роль в отношениях Фридриха и Генриха, впервые познакомившихся, сойдясь в этом интеллектуальном поединке; особое место они заняли и в Отделе Тайн времен Хартманна, признанные наилучшим способом концентрации внимания.
Ирмелла не прониклась ими, отдавая предпочтение, как и Часовщик, привезенной им из своих странствий по Азии игре вэйци. Выстраивать клетки для чужих камней и рваться на свободу и простор, отвоевывая жизненное пространство собственными, созидая жизнеспособные формы, гораздо больше подходило Химере.
Вэйци была лишена многих ограничений, о которых говорил Фридрих. При желании поле могло становиться как очень маленьким, так и крайне большим; можно было играть камнями одного цвета, ориентируясь только на память игроков о том, кому какие камни принадлежат; чужие фигуры можно было использовать для построения своих.
Вэйци идеально подходила для описания игры с более серьезными ставками, нежели просто победа. После выигрыша в шахматах, если противники были искусны и сопоставимы по силам, оставалась лишь жалкая горстка уцелевших фигур посреди пустой доски - метафора всех войн.
После победы в партии вэйци оставалось поле, густо засеянное цветом победителя.
Подчиняясь неторопливому потоку мыслей Ирмеллы, магические нити в ее пальцах обливают белые шахматные фигуры рубиновой кровью, делая их неотличимыми от соперников, застывших напротив.
- Мы, волшебники,-замечает негромко,- отчего-то раз за разом соглашаемся играть с маглами в границах шахматного поля и по шахматным же правилам. Будто не можем в действительности перекрасить их фигуры, заменить их собственными. Или же...у нас не нашлось еще подходящих фигур, которые мы могли бы поставить в их главе?

❖ СВЯЗЬ гостевая, ЛС

Покуда Армия Гриндевальда поставила себе цель пошатнуть основы магического мира отменой международного Статута о Секретности, аппелируя в первую очередь к чистокровной аристократии, стали поднимать голову низы, к которым не был обращён громогласный призыв. Отбросы волшебного сообщества были вдохновлены веянием перемен, трансформировавших всю Европу. Первая мировая война обнулила систему координат и внесла разлад в стройную организацию, проработавшую веками. Потеряв доверие к правосудию и власти в целом, повсюду, словно грибы после дождя, возникали народные мстители, которые линчевали зарвавшихся господ.
Если я - знамя банды "Час Авгура"*, то ты - древко, не дающее упасть штандарту в грязь. Я безусловно прислушиваюсь к твоим советам и нуждаюсь в тебе. Без твоего здравомыслия, опыта и знания жизни революционное движение не просуществовало бы и месяца. Без твоего одобрения не проводится ни одна операция.  Ты совершенно определённо - волшебник, поднаторевший в боевой магии, а также прочих искусствах, популярных в местах наподобие "Дрянной аллеи". Твоя мать, Черная Хвосторога, заправляла бандой в городах на востоке Лондона в конце XIX в, и ты пошёл по её стопам, перепробовав множество лёгких способов зарабатывать себе на жизнь от контрабанды до ремесла фальшивомонетчика. К сожалению, в начале 1890-х Чёрную Хвосторогу арестовали, а тебя отправили в приют для детей волшебников.

*о банде

Стихийное движение не подчинялось логичной шахматоподобной системе, являя собою продукт чистого хаоса. Обезглавить эту гидру, которая, стоило перерубить одну шею, тут же обрастала новыми, не представлялось возможным. Время от времени отдельные одиозные личности брали на себя ответственность за погромы, но затем растворялись в толпе себе подобных, словно поднимающиеся на поверхность и лопающиеся пузыри в кипящем зелье. Мракоборцы, которые по указке напуганных чиновников безуспешно пытались подавить восстание, полагали, что беснующаяся стая так и не сплотится вокруг единого вожака, - ни один из претендентов не был достаточно безрассуден, чтобы возглавить парад еретиков, разочаровавшихся во всех богах. Но вера не может существовать без идола, и в конце концов она заполнила подходящую форму, обожжённую в кровавом горниле.
Жестокая расправа, учинённая в Париже и неудачно прокомментированная министром магии Франции вызвала серьезный резонанс. Чудесное спасение преступника из петли и побег из сумасшедшего дома, в котором убийца должен был, согласно приговору, провести всю оставшуюся жизнь, породили слухи о его неуязвимости. Он смеётся в лицо самой смерти, - говорили его последователи, не зная, каким плевком в душу их слова становятся для тайных эмиссаров Гриндевальда, разыскивающего древний артефакт, способный подчинить бледного Жнеца. Заклятия отталкиваются от Висельника безо всякого Protego, - утверждали поклонники безумца.  Он видит события на годы вперёд, - восхищались они, не представляя, какой пыткой для своего обладателя является проклятый дар. Его жуткая аура и кошмарная репутация вызывали почтительный страх и почти благоговение у большинства преступников. На месте жестоких террактов, сожжённых домов и разрушенных складов, стали находить карты с изображением Повешенного, прибитые к косяку, словно подкова на удачу. Некоторые надевали цветастые костюмы, - в подражание своему кумиру, из-за чего отдел обеспечения правопорядка не мог найти среди них настоящего Висельника. Его арестовывали несколько раз, но отпускали, решив, что взяли не того – слишком уж Артур Салливан отличался от популярного образа.  Я – не вождь, - говорил он, - я инвалид. Удивительно и то, что те, кому случилось узнать его поближе, не испытывали разочарования, а напротив, становились ещё более преданными его сторонниками
«Вы называете нас грязнокровками», - говорили они, - вы,  - выродки близкородственных браков, которые веками варятся в одном котле, производя на свет сквибов, ненавидимых вами как свидетельство вашего упадка. Разница между нами в том, что мы учимся жить в этом непростом мире, а вы, возомнив себя хозяевами, учите жить нас. Время вашего безраздельного владычества прошло. Прячьте ваши артефакты, запирайте ваши комфортабельные дома, смотрите сквозь напечатанные в «Ежедневном Пророке» предупреждения; молчите о том, что происходит;  накладывайте Silencio, но цунами нашего гнева всё равно вас настигнет. Ваши СОВы и ЖАБы вам не помогут: сражения наглядно показали, что ваши заклинания ничто против пуль и гранат. Мы разобьём глиняные ноги вашего колосса, обрушив его на землю. Наступил наш час, - «Час Авгура», - предупреждали они, - самый тёмный час перед рассветом».

Мы познакомились в 1897 году в лондонском приюте, где тебя прозвали Василиском за любовь к невербальному заклинанию "Petrificus Totalus", а меня - Шакалом за болезненный смех. Будучи одним из вожаков, ты взял под крыло новичка, похожего на твоего брата, погибшего от драконьей оспы. Ты пообещал всякого, кто обидит меня, превратить в камень, таким образом избавив меня от посягательств до самого выпуска.  В благодарность за защиту я по твоей просьбе пересказывал тебе свои кошмары, которым ты внимал с таким интересом, как будто питался ими(для понимания этого периода будет нелишним знакомство с книгой Мариам Петросян "Дом в котором" и тамошним Стервятником).
Разумеется, без шероховатостей не обходилось, но через три года, покидая приют, я считал тебя своим другом. 
Мы поддерживали отношения и после выпуска. Вероятно, именно ты помог мне устроиться в "Борджин и Бёркс", когда никто не хотел брать на работу сквиба с дурной репутацией, вроде меня. В 1913 г., когда меня отправили в отделение недугов от заклятий больницы Святого Мунго, наши пути разошлись на целых семь лет.
Судьба занесла тебя в трущобы Парижа, где в 1920 мы и встретились. К разочарованию твоих подельников у прохожего в больничной пижаме не оказалось при себе ни денег, ни документов, с помощью которых можно было бы потребовать выкуп у его родственников. К тому же, вместо того, чтобы дать вразумительные ответы на вопросы или хотя бы воззвать к жалости преступников, мужчина стал смеяться, словно глумясь над ними. Шайка уже была готова разорвать наглеца, как вдруг именно по этому болезненному хохоту ты узнал Шакала, с которым воспитывался в одном приюте. Ты остановил расправу и предложил мне присоединиться к банде. К сожалению, даже принимая во внимание твоё заступничество, условия приёма были для всех одинаковыми: будущий участник должен был на глазах у остальных убить одного из пленников банды. Ещё полчаса назад я сам едва не стал таким расходным материалом. Я отказался, ссылаясь на отсутствие магических способностей, но на этот случай у банды оказался револьвер, который мне вручили под всеобщее улюлюканье. Я так долго отнекивался, что мне дали отсрочку до завтрашнего утра. Именно в эту ночь на логово банды был совершён рейд отдела обеспечения магического правопорядка. Одни головорезы попали в цепкие лапы авроров, другие разбежались.
Мы оказались среди последних, но снова потеряли друг друга из виду. Спустя год я пришёл к тебе за помощью - уже известный на всю Францию, как "тот-самый" Висельник. Без твоей поддержки мы с Арлетт едва ли бы прожили дольше недели, избежав преследования авроров и гриндилоу знает кого ещё.

❖ имя и фамилия совершенно не принципиальны, ни в постах, ни в анкете я никогда их не упоминал, употребляя только кличку;
❖ внешность тоже не принципиальна, но Энцо прекрасен в роли Чилдермаса (сериал "Джонотан Стрэндж и мистер Норрел"), который весьма похож на Василиска;
❖ год рождения от 1883 до 1888 (мы либо ровесники, либо ты - старше, но не слишком, в пределах пяти лет);
Пишу от третьего лица, в среднем 3-5 тысяч знаков. Никогда не подгоняю, так как сам в связи с личными обстоятельствами порой не имею времени на игру, но в таком случае обычно предупреждаю, а не пропадаю с горизонта, не оставляя контактов. Люблю внеигровое общение, в принципе, сложно без него настроиться на длительную и проникновенную игру.

❖ ПОСТ

+++

К визиту посетитель явно подготовился, что в его понимании, видимо, значило как можно меньше выделяться на фоне окружающей обстановки. Эту похвальную инициативу нельзя было ставить ему в вину, если бы не одно "но". Белоснежная мантия странного покроя* (будто над ней корпел сумасшедший портной) была вполне уместна в монохромных интерьерах лавки воспоминаний, однако грим** того же цвета, превращающий живого человека в гипсовый бюст, был явно лишним. Обрамляющие известковое лицо пряди цвета драконьей зелени походили на водоросли, облепляющие древние затонувшие статуи. Краска не могла скрыть обильную седину, которая тёмным серебром проступала сквозь бронзовую патину. Глаза отливали тем же оттенком посветлее, что французы называют vert de gris***. Взгляд заставлял вспомнить не о забытой скульптуре в парке, а о чудовище, которое готово утащить на дно болота неосторожных прохожих. Никаких других ярких пятен в гардеробе не наблюдалось, и это вносило в его облик некий диссонанс, будто гость являл собой чистый холст, готовый к прикосновению кисти, а будет ли произведение иконой или карикатурой, зависело только от хозяина. 
Привычка вести диалог, не представляясь, было обязана своим появлением репризам артистов между выступлениями, которые также начинали свои сценки, вбрасывая в них зрителя, точно котёнка в холодную воду:
-  Мягкие стены в комнате, куда я однажды попал, были такого же цвета, - вместо "room" Артур использовал "broom": акцент лягушатников ещё не успел поглотить кокни****. Облачённые в перчатки фокусника пальцы поднесли ко рту сигарету, которая пачкала их серым пеплом. Свойственная бывшему пациенту отделения недугов от заклятий скованность испарилась. Он лёгким шагом обходил помещение, без малейшего стеснения разглядывая и трогая предметы мебели, словно был здесь не в первый раз.
Для того, чтобы важному разговору не помешал случайный клиент, снаружи остался Василиск. Он советовал не "рассусоливать", придерживаясь выбранной "Часом авгура" стратегии на опережение, пока волшебник не воспользовался преимуществом перед сквибом, но Артуром владело банальное любопытство. Люди меняются со временем, - ему ли не знать? Будучи клоуном, он стал убийцей, так почему же колдомедик не может пойти тем же путём? Вдобавок прорицателя притягивала другая область деятельности рыжеволосого колдуна: реклама обещала удаление неприятных воспоминаний, как бы давно ни произошло породившее их событие. Интересно, можно ли с его помощью стереть увиденное чужими глазами? Артур страстно жаждал избавиться от мусора, который загромождал сознание, словно голова его была не уединённой кельей, как у прочих людей, а проходным двором. Поэтому Висельник склонялся к сделке, а не к мести, на которой настаивал Василиск. Пристрелить никогда не поздно. Лично Артуру Йоль пока не причинил ни малейшего вреда. Убийство нескольких членов банды, безусловно, усугубляло его вину, но ведь отравитель был только изготовителем, а не заказчиком. Этак стоило бы отправить к праотцам всех Олливандеров и Грегоровичей. Не то, чтобы Висельник был против, но каждому готов был предоставить право на то, чтобы его выслушали.

#некогдаобъяснятьнояобъясню

*

**

***окись меди
****кокни - один из самых известных сленгов английского языка, который в XIX и даже в XX веке был очень популярным среди низших слоев населения Британии и в частности Лондона. Именно от этого диалекта пытается отучить прекрасную леди профессор Хиггинс. Произношение и звучание кокни довольно сильно отличается от литературного или «стандартного» английского. Для этого сленга характерно намеренное искажение звуков и замена отдельных слов рифмованными аналогами — собственно, именно из-за этого кокни стали называть рифмованным сленгом.

❖ СВЯЗЬ
гостевая, ЛС