На что уповать теперь, когда бог так далеко, что и не вспомнить, как сиял его свет на шпилях белой церкви, как чистотой сочились ее стены в лучах солнца, а дьявол - совсем рядом? И слышно дыхание его, и от звука голоса продирает кожу мороз. Поистине, не жаром окутан ад, не огнём дымится. Льдом он скован и мёртв невозвратно, бесцветный, бессветный, бездвижный. А жар суть жизнь и её суетный мятущийся сполох, который ад пытается загасить.

На неё смотрят: с ужасом, с любопытством, с отвращением, с восторгом естествоиспытателя. На неё - когда-то в другой жизни! - смотрели с симпатией, словно бы сквозь белизну. Но это было давно, это было в какой-то сказке, и Венди научилась жить в реальности. Белое пятно, ослепительное и отвратительно яркое, хуже пролитого на платье сока, страшнее крови на лимонном халате. Словно бельмо на глазу.

Иногда ей кажется, что если на неё перестанут обращать внимание, то она просто перестанет быть. Словно Венди - всего лишь людская выдумка, фея, которая существует до тех пор, пока в неё верят.

— И каково вам тут работается? В компании дементоров? — не сдержав порыва любопытства, поинтересовался Фокс.
— Главное - не попадать с ними под омелу, — изрёк служащий без каких-либо интонаций в голосе, и спустя мгновение порадовался столь удачной шутке растяжным — х а   х а   х а.
Это был самый жуткий смех, который Освин слышал в своей жизни.

Освина всегда до крайней степени умиляла способность не-магов верить, не веря. Никто из полицейского управления не верил в магию, но стоило произойти чему-то, что выбивалось за рамки привычной реальности, как все становились суеверными, начинали плевать через плечо, вооружаться серебряными оберегами и прочими талисманами, приходящими им на ум.

Эксперименты, бывшие главным увлечением в жизни Армана, частенько завершались летальным исходом. Приходилось пристраивать тела таким искусным образом, чтобы скорбящие родственники (если таковые имелись) никак не смогли докопаться (какой удачный каламбур) до истинной причины смерти их любимых родных.В тот миг, когда на пороге Касл-Хилл вырисовалась точёная фигурка Греты, одной проблемы в рабочей рутине Армана стало меньше.

— Супруга в добром здравии. Если бы знала о нашей с вами тесной и чрезвычайно деловой дружбе, то непременно передала бы вам какое-нибудь проклятое ожерелье в подарок. Вкус и моей супруги отменный, посему могу с уверенность утверждать - вам бы пошло.

— Прости, есть одно очень срочное дело. Там держат девушку. Она выглядит весьма болезненно. Я должна к ней заглянуть, проверить, как она, пока её опять куда-то не увели. Прикроешь? Не хотелось бы попасться тем мрачным ребятам, которые к ней регулярно захаживают.
Почти как в старые добрые времена. Почти команда.

думаю, что я не смогу придумать чинных оправданий тому, что мы с тобой заперлись в кладовой.

И теперь в этом кабинете оказываются двое, хранящих секрет.

Твой секрет в безопасности со мною.

Девушка поёжилась - на полу у доктора было откровенно холодно, да и весь Гарштейн было невыносимо холодным и стылым, словно отопление в этих краях считалось сродни преступлению. Возможно, всему виной была банальная экономия - в крыле, где жили медсёстры да и сам доктор, было тепло и уютно, но в помещениях, что были отданы под нужды больницы было холодно даже в июньский зной. Обливавшиеся потом на улице работники, начинали неизменно стучать зубами спустя каких пол часа нахождения внутри, и единственным способом, что мог бы помочь согреть стылые помещения, было бы открыть окна, но в психушках подобная роскошь была под запретом.

Аббатство Гарштен - монастырь, ставший тюрьмой. Одновременно с этим здесь неофициально содержат и психически больных, разумеется, против их воли. По велению судьбы на своего рода лечение попадает и Мария. Как раз в это время Фромм, преследуя собственные интересы, познакомился с местным врачом, который не против рассказать больше о методах лечения психических недугов. Загвоздка в том, что и учреждение, и врач, и его методы относятся только к маглам.

Однако зелье, сваренное по какому-то доселе ещё не пробованному рецепту, дало свои плоды, заглушая баталию, развернувшуюся под зрачками, постепенно возвращая Марию в мир живых, словно чья-то рука протянутая в темноту, схватила её за запястье, и что есть сил снова вытягивала её на свет.

В ярости Караджиале напоминала валькирию, готовую самолично вытрясти из зазевавшегося викинга душу, и закинуть её в Хельхейм, обрекая на вечные муки и бесславие, уронив к тому же пару раз по дороге.

Любовник, отнюдь не искавший таким образом прощения, практически насаждал свои поцелуи один за другим, словно идя в атаку и яростно выцеловывая в немеющих губах своё имя, языком практически выписывая фамильный вензель во рту цыганки, стараясь прогнать чужой вкус с её губ.Мария решила не оставаться в долгу, и за один резкий, но уже отточенный жест, очередная рубашка любовника снова оказалась не пригодной к дальнейшему ношению - пуговицы были с мясом вырваны из петель, а в местах, где ткань сжимали настырные пальцы женщины, появились заметные вмятины, что не исправит уже не одно чинящее заклинание. На светлой коже болгарина тут же появилось несколько болезненных, тут же налившихся кровью, саднящих царапин - отнюдь не нечаянных или поставленных в пылу страсти. Мария осознанно мстила Краму за унижение и грубые слова, метила его ногтями словно животное, оставляя кровоточащие следы на алебастровой коже. Вкус крови от грубого поцелуя мешался со слюной, заставляя любовников сгорать от лишь нарастающего нетерпения, столь сильно разнившегося с предшествующими этому лёгкими, томными и неторопливыми ласками самозванца.

винторогий козёл

Мария знала, что приворотные и отворотные зелья были чем-то сродни особого дара у цыган, ведь не зря к ним веками тайком обращались самые достопочтенные и знатные волшебники, разочаровавшиеся в традиционный зельеварах или желавшие особенных, не разрешённых зелий и ядов, за которые можно загреметь в Азкабан, и которые невозможно сварить тайком самому. К цыганам частенько обращались и сами зельевары, ведь ни один них в силу своего «широкого профиля» не имел рецептуры и доступа к запрещённым ингредиентам, которыми владел цыганский народ. Слёзы феникса? Кровь единорога? Шерстинки с золотой шкуры или кровь рэ-эма? Запросто, были бы галлеоны.

оставалось загадкой: не то способность сына прятаться на дне морском взрастила в ней эти фантастические навыки; не то бессмысленная и беспощадная отвага матери сформировала в Ньютоне привычку залегать на дно.

те далекие времена, когда на двери его комнаты висели предупреждающие (PRIVATE PROPERTY), упрашивающие (PLEASE), умоляющие (DO NOT TRESPASS) таблички, адресованные лично Ньюту.

В этом доме не пели птицы, не шумели тропические дожди. Не было узора из ящериц на паркете. Все было таким безутешно взрослым, что Ньютон Скамандер будто и сам на минуточку повзрослел. Вспомнил, как много ему лет. Вспомнил, как часто к нему теперь обращаются «мистер Скамандер» вместо «мой милый» — от чего он, естественно, не был в восторге. Ведь «милым» его называли с рождения, тогда как «мистером Скамандером» его назначили без спроса не самые приятные люди и не в самых комфортных для него обстоятельствах. Он даже согласен был отказаться от этой должности — и пусть Тесей будет «мистером» за двоих.

Окажется, с Гриндевальдом можно общаться, взаимодействовать, работать, о ужас! дружить, танцевать и не нести за это «заслуженных» наказаний.

все авроры копают под Гриндевальда

Элиас понятия не имел, за что к будущему монарху Баварии подсадили Крама

- Будь осторожен, - произнесла, провожая ранним утром наставника, Доротея. В случае с ним это было равноценно пожеланию ходить прямо, а не на четвереньках.

прижалась щекой к спине, по обыкновению прямой, как столб виселицы

вот уж кто был удачлив сверх меры. Гриндевальд подобрал бы ключи ко всем скважинам в зале дверей британского отдела тайн, если бы его оставили там на час.

Английская заносчивость не в первый раз поражала немца, отличавшегося самообладанием, но не самовлюблённостью. До потомков Исаака Ньютона, кажется, не дошла новость о том, что земля - не плоская и не ограничивается берегами туманного острова. Некоторые из них с обезоруживающей серьезностью полагали британский Отдел Тайн единственным в природе.

Недавно изобретённое заклинание Obscuritas Ferens было незнакомо некроманту, который с трудом осваивал новое.

Только дилетанты полагают, что патронус – единственное средство борьбы с дементорами, которых в отделе тайн изучают наравне с прочими тварями, вызывающими желание их использовать у подобных Фридриху и ужас у обывателей.

Ирмелла не зря тренировала основной транспорт Всадников

Фридрих помнил, с каким трудом доставал своего первого дементора, и как тяжело было с ним справиться. Теперь Хартманну предстояло столкнуться с целым легионом.

Всё существование Хартманна представляло собой одну черную полосу, которую он превратил в траурную ленту и повесил на себя словно кастильскую перевязь, выходящую из пастей драконов на королевском гербе.

Тёмный маг заранее обдумал, какими червоточинами смогут воспользоваться монстры, чтобы одержать верх, и для каждой подобрал щит: парное счастливое событие, способное отразить урон. Это напоминало подготовку к дуэли с противником, слабости которого ты знаешь; тренировку нужных заклинаний, которые обязательно пригодятся.

Фридрих подозревал, что и Геллерту придавало сил присутствие Элиаса, но копошиться в мыслях любовника императора легилимент не собирался, предпочитая не разделывать шпагой колбасу.

я бы мог поднять здесь целое войско мертвецов

Рэйден, которого печалило, что заведение работает в убыток, утверждал, что смена меню привлекает клиентов, но владелец «Жар-Птицы» не руководствовался меркантильными доводами, когда готовил новые коктейли.

Когда офицер никак не отреагировал на своё имя, тёмный волшебник устроил в лаборатории настоящий разгром.

Анчутка в страхе бросился подметать осколки, которых не обнаружил.

Синестет сморщил нос, учуявший самый ненавистный в мире запах.

Геллерта, который сверлил его разноцветными глазами, ни в одном из которых не таилось одобрения.

У Куинни уходило буквально две-три минуты на то, чтобы навести на кухне порядок и очаровательный уют. Она зажигала свечи, стелила чудесные вышитые салфеточки, наливала в пузатые бокалы густое вино - и они садились ужинать, после чего у них было ещё полным-полно времени на то, чтобы побыть вдвоём, а не надраивать сковородки, по локоть в мыльной пене и по макушку - в ворчании Якоба.

//кстати, тогда еще сенатору Пиквери командировка весьма не понравилась. По Конгрессу ходили слухи происки конкурентов!, что проблема в небольшой особенности физиологии местных жителей, но здесь Лукас Эттвуд бессилен.

От деятельности некоторых «светлых» Джек Потрошитель завистливо рыдал прямо в столб, а Гормалайт Мракс настойчиво просилась на мастер-классы.

В подборку дел чудом не попал безутешный муж, чью жену убили, потому что ведьма и недостойна жить

Патрик ехидно зазывал своих выкормышей апостолами

Время не останавливается и жизнь течёт вместе с ним, но это вовсе не плавный поток широкой реки. Может быть, сухие цифры в точных расчётах покажут на поверхности земли ровное поступательное движение, но изнутри, в субъективности взгляда на мир живых глаз, состоящих из роговицы, сетчатки, стекловидного тела и прочих тканей, время столь же неоднородно, сколь все живое и дышащее. И жизнь, от него неотделимая, то замирает, то срывается в заполошную гонку, то тянется, то вдруг обрывается точно кончик веревки, который непременно покажется, сколько ни виться ей.
Обрывается так неожиданно, что кажется, не продолжится уже.

И несмотря на то, что слова эти могли бы быть извинением, могли бы - белым флагом, манифестом раскаяния, звучат они лязганьем рыцарских доспехов, в которые вновь облачается он, стоя перед Литой, но - над ней нависая тенью, густой и почти зловещей, какой никогда для неё не был. И, когда она оборачивается на дверь - его дверь! - он опускает забрало.

- Я позабочусь о том, чтобы каждое  оставшееся мгновение стало для тебя вечностью, - брызгала слюной другая, с рылом дромарога

- Я тебя не отпускал, - шипела следующая, похожая на василиска с цепью вместо языка, - мы с тобой повязаны, - язык обвился вокруг запястья Альфреда, - ты часть меня. Раз ты хотел меня убить, то навсегда останешься тут со мной, а в реальности будешь овощем. Как думаешь, этого хотят твои друзья?

Глаза Натаниеля, как прежде у Альфреда, словно заслонило крыло дементора. Шея наклонилась под неестественным углом. Губы задвигались: голос принадлежал Натаниэлю, но вместо мурлыкающих интонаций заправского Казановы Сольвейг услышала отдельные звуки, из которых фраза была собрана, как письмо шантажиста - из газетных вырезок.

Баночка из под мази ударилась об каменный пол с глухим, обреченным звуком - точно оборвавшийся стон. Стекло ее было достаточно толстым, чтобы получились крупные осколки, не пожелавшие разлететься с капельным звоном во все стороны, превращая пол в подобие дорожек, по которым на востоке прохаживаются их босоногие бритоголовые маги. Матовое стекло не отозвалось на ласковое касание солнечных лучей и не рассыпалось слезами бликов - осколки так и лежали подле друг друга: бледные и застывшие. Точно мертвые.

Проще всего объявить человека сумасшедшим, [...] гораздо проще, чем докопаться до сути его недуга и найти способ помочь. К сожалению, так поступают слишком многие из моих коллег.

Пергамент не отставал от нее, держась за левым плечом, точно вытертое крыло.

если нужно, то я и под Отдел Тайн подкопаюсь, какие бы они секреты там не хранили

она продолжала говорить со всей убежденностью, которую не просто ощущала внутри себя - та переполняла, ослепляла вспышками нетерпения, бурлила в ней и едва не обретала плотность, которой можно было бы коснуться

Вряд ли когда-нибудь мы дождемся, что здесь по коридору прогарцует стадо фестралов