С любопытством понаблюдав, как вежливо, тактично и в меру убедительно друзья пытаются вынудить Вайса покинуть комфортабельное убежище призраков всея Ильверморни

Может, нам потребуется кровавая жертва, а так не придётся далеко ходить и искать добровольцев.

Но, если хотите, могу сломать ему нос, вдруг тогда он решит уйти. Ричард, ты как, нужен тебе нос? Твой голос тоже учту.

Ричард, подъём, ты переезжаешь из этого чудесного пыльного угла вооон в тот, с пауками и говорящими тараканами

Сам Тесей не был искушенным дегустатором и разбирался в напитках постольку-поскольку. Он предпочитал шерри, иногда мог выпить пинту-другую светлого эля. Кто-то мог назвать его алкогольные пристрастия скучными, но стоило заметить: это была чисто английская скука.

И все же профессионализм был одним из тех качеств, которые для него искупали многое. Мысленно он дал Уэйнрайту индульгенцию на еще одного «дорогого».

— Меня, Лита, спаси меня. От беспокойства. И мистера Уэйнрайта от результатов моего беспокойства, а то ты ведь меня знаешь.

голос Химеры никогда не отражал испытываемых ею эмоций, не отражало их и лицо, оттого легко было вообразить, будто она в самом деле ничего не чувствует.
Даже Астерион ощущал, как цепляет его волосы и одежду крючок этой удочки, не добираясь, впрочем, до кожи: он-то знал, что Ирмелла не бесчувственна. У него, кроме слуха и зрения, были в распоряжении иные источники информации, и они не лгали: не лгало её сердце, не лгали надпочечники, не лгали зрачки.

Значение имели слова, ведь именно словами здесь зачастую доносили информацию, не прибегая к увиливанию и миндальничанью «светлых».

Итак, он сбежал. Очевидно, Дирк Вагнер все же взял верх, как и опасалась Флора, - впрочем, в последнее время опасения её потеряли внятность. Если бы Астериона спросили, почему, он предположил бы, что Флора просто слишком увлечена тем, что внёс в её жизнь он.

«Хочу убить Эль Нат и видеть твоё лицо, когда ты посмотришь на её труп» прорывается резко, змеиным шипением, взметнувшимся из темноты. Тея прижимает пальцы к вискам «нет, только убить Эль Нат» отвечает она голосу. Тьма накатывает душной волной, разливаясь от удара сердца к макушке, к пяткам, к кончикам пальцев. Они давние приятели и обычно делать то, что предлагает этот голос, доставляет Доротее удовольствие.

-Я хочу, чтобы ты пришел в себя. Сидением в этой комнате ты ничего не изменишь и не добьешься - пусть это звучит эгоистично - «я хочу, чтобы сломанный солдатик продолжал со мной играть», но Доротее привычнее действовать.

«Я уже говорила, что мне не наплевать. Я показывала» думает Тея, чувствуя, как в горле встаёт тугой болезненный комок. Он ведь и тогда говорил то с Флорой, то с покойной сестрой. Это они ему нужны, а она так... Потому что Нойшванштайн и привязка к Фридриху не предложили ничего лучше, да?

О том, что принимать гостей нужно в более официальной одежде, она как-то не подумала. Поэтому, в домах чистокровных волшебников за прием гостей отвечает домашний эльф, пока хозяева приведут себя в порядок и решат, хотят ли они видеть кого-либо.

Так рос мир вокруг него в первый год в Ильверморни, когда пятна на карте США начали обретать жизнь, расцвечиваясь взглядами, лицами, голосами одноклассников, приехавших из Филадельфии и Техаса, с Гавайев и Аляски. Альфред знал, что страна велика, но ощутил это лишь познакомившись с людьми, выросшими на другой её стороне, в краях, ни капли не похожих на его родную Аризонскую пустошь.
И так же Хантер и его совершенно отличные взгляды и суждения расширял перед его глазами мир неоднозначной истины гораздо лучше, чем безликое понимание её неоднозначности.

К стыду своему Тесей был осведомлен о Баттлфилдах гораздо меньше, чем стоило бы. Намного меньше, чем о такелаже на парусных судах, о которых он зачитывался на досуге. И корабли, и Баттлфилды были одинаково далекими от него, застрявшего в Глостершире, однако жизнь родственников казалась гораздо менее увлекательной, чем продвижение корсаров по нейтральным водам.

У кота была самая мягкая шерсть из всех, которые Септимус видел. Именно видел – потрогать её так и не удалось. Просто Септимус хотел сохранить руку, зрение и чувство собственного достоинства. Именно в такой последовательности.
Кот появился в ателье «Удивительные и зачарованные мантии Уизли» точно так же, как коты вообще появляются где угодно и когда угодно: просто однажды его не было, а потом он уже был.

Он скалился так угрожающе, что где-то завистливо скулил Цербер, и демонстрировал столь острые и обученные к убийствам когти, что драконы без лишних проверок приняли бы за свою предыдущую ветвь эволюции.

А ещё кот постоянно ложился на мантии, и его тёмная шерсть почему-то становилась серой на чёрном, палевой на светлом и несмываемой на всём. Не помогало даже шерстеотталкивающее заклинание, которое Септимус лично изобрёл и успешно использовал все эти годы. Определенно, его кто-то проклял.

Сперва он пытался избавиться от кота по-хорошему. Разлил валерьянку на пути к лавке готовых мантий с другой стороны Косого переулка. Попрятал по углам своего ателье пучки с такими ядрёными травами, что и сам с трудом мог терпеть. Насобирал по округе и выпустил пять самых симпатичных кошек, две из которых на всякий случай были рыжими.
Зверюга валерьянку вынюхал, травы сожрал, а уж что он с кошками сделал, Септимусу было до сих пор неловко вспоминать. Особенно с двумя рыжими.

Брать зверюгу на руки он не собирался. Всё-таки руки ещё пригодятся Септимусу. Но и аппарировать к Грете на порог без предупреждения не решился – частью тела, которая бы при этом пострадала, Уизли также рассчитывал воспользоваться в будущем.

Кот вплыл в похоронное бюро с таким хозяйским видом, словно был если не самим Дефо, так одним из его сыновей. Стоило Септимусу опустить его на стойку управляющей, кот тут же перевернулся на все четыре лапы, выгнул спину и тряхнул телом, сбрасывая остатки сна. А потом заорал что есть мочи и без разгона взмыл в воздух, повиснув на чем-то очень чёрном и траурном.
– Я увидел это злобное чудовище – и сразу подумал о тебе, – признался Септимус, улыбаясь Грете во весь рот.

Что она понимает? Что ничего не будет как прежде? Что он - не тот, кем она считала его все это время? Что они - вовсе не брат и сестра, а просто двое искалеченных детей, очень талантливых, очень злых и очень опасных, но так и не выросших. Похожих и потому вообразивших себя родными. Вообразивших бездушную систему шестерней и винтов, в которой стали смертоносными деталями, семьёй, которой оба лишились. Инженера страшной машины вообразивших своим отцом.

О нет.
Нет, она не на его стороне.
Никого нет на его стороне. Ни Доротеи, что называла его братом, ни Ирмеллы, что терпела пренебрежение со снисходительностью мудрой учительницы и уверяла, что он важен, что ценен.

В нем уверенность плещется практически нездоровая, многим такая не на пользу, она взгляд застит золотым блеском всемогущества, мешает трезво оценивать свои силы, но Блэк, несмотря на несерьезность, беспечность очевидную, ребяческую, хорошо эту уверенность контролирует. Пока ещё контролирует.

С песиками не пробовал, как уже говорил, но все ведь когда-то бывает в первый раз. Хуже всяко не будет.

- Вина? - поджимает губы, замирая на мгновение, - Что ж валяйте. Я не ценитель, но свою сову в ваши Афины не притащил, что поделать.

Вполне себе сносные условия у вас тут, мадам, не будьте столь критичны, - снисходительно улыбнулся он, водрузил на столешницу рядом с песьими останками свой чемоданчик, стянул сюртук и небрежно швырнул его на другой стол, относительно свободный

Зачастую больше всего проявления его дара напоминали интуитивные прозрения, догадки. Так, возможно, писатель узнает о событиях, которые должны произойти в его романе. Так, верно, поэт понимает, какие слова и рифмы ожидают его пера.
Но в редкие минуты, подобные этой, когда ему приходилось погружаться в работу с головой, творя огромную, дикую и необъяснимую магию, практически теряя связь с реальным миром, он - видел. И слышал. И ощущал всем телом то, что жило и трепетало в его руках, то, что решился он изменить собственной волей, чтобы сохранить и спасти.

- Я готов поручиться за её безопасность, - наклонил Хартманн голову на одну сотую градуса, думая, а готов ли поручиться за неё отец, закрывающий глаза на изуверство сына.

В пору работы в Министерстве подобных Маркусу Фридрих использовал в качестве головорезов, которым поручали грязную работу, но доверить им большее значило совсем не разбираться в природе подобных монстров. Ирмелла ведь не поручает василискам дипломатических миссий, наподобие той, с какой Хартманн и ехал в Хогвартс.

Силы, - потому что никто, даже отговаривающий друга от опрометчивого поступка Генрих не смог помешать Хартманну воплотить это намерение. Будучи политически подкован, невыразимец поднаторел в придумывании убедительных предлогов. Слабости, - потому что предусмотрительность некроманта, превратившаяся после увольнения в параноидальную мнительность, дала пробоину, а беспечность неминуемо должна была привести к катастрофе. Мальчишеская бесшабашность не к лицу стратегу, построившему город грандиозных планов и поставившему на карту целый мир.

Однако побороть искушение и оставить любовницу на месяц Хартманн уже не мог, так как она не столько отвлекала его от дел, сколько вдохновляла.

Тёмный маг с усмешкой наблюдал, как неоперившиеся юнцы Хогвартса вьются вокруг фройляйн, полагая с уморительной наивностью, что стоят хотя бы тени от пера её почтовой совы. Ревность не касалась ледяного сердца, так как её можно испытывать лишь к равным.

- Я могу подписать разрешение на посещение этой деревушки, только не ходи в Кабанью Голову, иначе твой дражайший батюшка будет недоволен моими успехами в качестве твоего опекуна.

Среди них Дикий Лебедь походил скорее на кондора среди голубей. Ему порой казалось, что стоит сказать «Бу!», и стайка в чёрных мантиях разлетится в стороны.

Дамблдор в последний момент отразил оглушающие чары, готовые врезаться в зазевавшуюся темноволосую слизеринку, и негромко заметил, что в Хогвартсе не принято атаковать учеников без предупреждения.

Хогвартс не смог предоставить в распоряжение иностранца амфитеатр, поэтому приходилось довольствоваться наскоро сколоченным помостом, похожим на эшафот, по которому преподаватель размеренно шагал туда и обратно, чеканя шаг. Хартманн был уверен, что большинству собравшихся публичные наказания пойдут на пользу.

- У вас есть потенциал, мистер Блэк, - с убийственным спокойствием произнёс Хартманн, за долю секунды трансгрессируя из центра зала за спину молодому человеку, фамилию которого точечным уколом выудил из бестолковой головы с помощью легилименции. Фридрих не стал уточнять, что вышеупомянутый потенциал, скорее всего,  приведёт своего обладателя в Азкабан

Возможно, он в состоянии загладить свою вину, продемонстрировав выдающиеся достижения в предмете, который знает настолько блестяще, что дополнительные сведения ему без надобности?

- Я понял, что ты мастер Трансфигурации. А что у тебя за отметки были по уходу за магическими существами?

— Фоукс, значится... Ну, феникс определенно не сдохнет у тебя, а?
- Аберфорт фыркнул, припоминая брату старую историю про флоббер-ферму, которую Альбус благополучно угробил в детстве. С тех пор Абер считал, что брату нельзя доверять «даже уход за флоббер-червями». Вообще-то Альбус и сам недоумевал, как ему удалось угробить существ, которым для выживания надо только чтобы их оставили в покое. Но как-то удалось.

Колдомедики путаются в симптомах, определяя и более простые магические недуги, а болезнь, завладевшая детективом, была выдающимся экземпляром своего вида. Бациллы мутируют, приспосабливаясь к изменчивой среде, - тварь также была в избытке наделена этим талантом.

Больше всего монстр ненавидел, когда хозяин его игнорировал. Свинство объявлять бойкот обречённому на вечное одиночество. Когда твой единственный собеседник отмалчивается, легко впасть в негодование.

Мстительность – вот что легко было понять. Ответить на ледяное равнодушие жестоким ударом – вот логичный и закономерный поступок.

Но монстр не учёл, что в отличие от организма детектива, в котором проклятье на протяжении многих лет раскидывало свой мицелий, тело женщины будет не так просто преобразовать в удобное жильё. Всё здесь было неудобно и непредсказуемо. Даже те остатки влияния рокового артефакта, что существо почуяло, как акула – кровь, приходилось выбирать, словно кости из мелкой  рыбёшки. В поисках выхода тварь в панике металась по незнакомому лабиринту нервов и сосудов. Тьма, таившаяся внутри женщины, подсказок не давала: агрессивная, но бессознательная материя  не имела ни амбиций, ни желаний.

- Нет! - только и успел выкрикнуть Бальтазар, да так и застыл с вытянутой вперед рукой в тщетной попытке остановить безумие, творившееся на их глазах с помощью его же собственного нежного и такого еще ранимого изобретения. - Это пьют совершенно не так!
Стороннему наблюдателю показалось бы весьма странным, что первое изречение Уэйнрайта относилось не к здоровью посетительницы, а к способу употребления алкоголя. Но таким уж он был - аккуратным во всем, что касается зельеваренья и, раз уж на то пошло, зельепотребления.

- В конце концов, за кого вы меня тут принимаете? За черного мага из Лютного? Я не отравой торгую, а тонкими вкусами. С ней не случится ничего непоправимого, - по крайней мере, он в это очень хотел верить, - протрезвеет и снова будет играть светскую даму за плечами у надежного мужа. Ведь именно такой вы хотите ее видеть, сэр? - левая бровь воинственно взметнулась вверх, за ней дернулась выбившаяся из челки прядь, а следом и давление подскочило, окрашивая щеки румянцем.