Подарок Фридриха.
Это усложняло ситуацию. Если бы не эта ремарка, он без раздумий отказался бы, не стесняясь в выражениях перед Химерой и Шварцвальд, принадлежность или непринадлежность которых к числу леди мало его волновала.

Но времени ему не давали.
Ни единого мгновения не соизволили оставить ему. Никто даже не спросил, нужен ли ему этот подарок, доволен ли он, хотел ли он оседлать фестрала.

Увидел собственную свою мантию в белесых потеках, с обтрепанными манжетами рукавов, обнимающих шею кобылы, зияющую прорехой на левой поле.
Голова его закружилась от гнева и отвращения, он отшатнулся, бросая в Ирмеллу взгляд

Скормила родного брата этим тварям. Есть чем гордиться.

Она как будто не понимает, о чем говорит, поверхностная дурочка. Глупая, глупая и такая простая Шварцвальд, ты все в игрушки играешь.

Что Фридрих нашёл в тебе?

- Я разве похож на того, кто станет изничтожать хищников за то лишь, что они безжалостны? - спросил он, склоняя голову к левому плечу.

Не ждет ли их всех такая участь? Сначала ты думаешь, как убийца, чтобы поймать его - впускаешь в себя его тьму, разрешаешь ей поселиться у тебя внутри. А когда ее становится слишком много, не выдерживаешь и делаешь шаг навстречу той стороне, против которой вышел изначально. «Мы все там окажемся рано или поздно - на той стороны».

- Что до меня и моих чувств... Я веду тебя на ланч, - не дожидаясь ответа, Хантер сжал пальцами локоть напарника и аппарировал.

Сегодня на ланч сэндвич с кофе и ответы на твои вопросы. Я поставлю чайник, а ты обдумай меню.

Ричард не раз упоминал эту силу Гриндевальда - найти место любому волшебнику, насколько бы сильно не был он изъязвлен, насколько бы безнадежным не считал его весь прочий мир, как бы ни были тяжелы и темны последствия его поступков.
Но Мантер думает -  это не про нее. Даже в нем не найдется таких сил, чтобы выправить ее невозможное существование.

белеющие ладони вновь зачерпывают боль горстями. Магия, струящаяся у Ирмеллы под кожей вместе с током измененной ее сердцем крови, на самой границе рук рассеивает ядовитый обжигающий клубок в тонкий лимб, позволяющий женщине терпеть чужую боль, не расплескивая ее

Ее иллюзия сползает змеиной кожей, оголены руки уже и нижняя треть лица, и радужка, подобно углям костра, выгорающим в сизый пепел, меняет свой цвет.

- О, ничего такого, что могло бы заинтересовать юных дам, не припоминаю в моем послужном списке. Я аналитик, - расплывчатое, неоднозначное слово, в первую очередь вызывающее скуку, ассоциирующееся с ворохом занудных бумаг и столбцами цифр.

- Нет, миледи, - улыбается он с непритворной горечью, - Я одинокий вдовец, и давно не ищу приключений. Время моё ушло, пожалуй, - вновь воспоминание о Сольвейг вспыхивает искрой - не в голове его, а точно в сердце.

Что ж, если это в самом деле так, возможно, опасность исходит от Аделины. Поверить в это сложно, но за годы службы в разведке Альфред встречал весьма артистичных преступников, заподозрить которых в злом умысле было ещё сложней, чем болтушку-Аделину.

Миледи Аккерман, - кивнул он Эстер, - Не стесняйтесь побеспокоить меня по возвращении, зажигайте свет и щелкайте застежками саквояжей, сколько понадобится.

Взгляд зацепился за фамильный перстень на пальце Шварцвальд.
Глава рода... конечно, у Абраксаса были вопросы к тому, что это за род такой, что его возглавляет девчонка.

— Обстоятельства, потребовавшие личного присутствия генерала Хартманна вопреки его изначальным планам и договоренностям, несомненно, должны быть очень серьезными. — О, конечно, Хартманн не оскорбил бы голос императора без необходимости, отправив вместо себя подстилку.

Он всегда был ослепительно вежлив с Фридрихом — им нужно было работать вместе.
Даже не озвучивал неизменное «День добрый, еще не вознеслись?», что всплывало у него в голове при виде господ апостолов и их мессии.

В плане поклонения Абраксас был более чем моногамным

«Если бы не происшествие в Мюнхене, мы с вами никак не смогли бы побеседовать, ведь я был бы занят важным разговором с Хартманном, а вы бы в это время сидели под столом и тщательно полировали бы его генеральство».

Разве патриарх рода Малфой в подобной ситуации стал бы полагаться на свою — безусловно достойную во всех аспектах — супругу? Нет, он бы догадался банально поговорить через камин.

В крайнем случае всегда можно было спроецировать свою волю прямо через эту куклу Шварцвальд

Абраксас даже пожалел, что привел себя в порядок после тренировки. Откуда ему было знать, что сейчас врожденная красота и притягательность могут сослужить ему плохую службу...

Как тяжело бывает щедро одаренным богами. Как трудно им приходится в окружении посредственностей.

Что до его собственных отношений с Сольвейг, Анвен осознала происходящее довольно рано, одной из первых в отряде

Им не хватает времени, и не будет хватать. Кто считает иначе, тот неправильно представляет себе рабочий день императора. Если брать в расчет авторитетный источник информации-детские сказки, можно преисполниться оптимизмом и неделями из постели не вылезать. В реальности… Элиас ощущал мир нового королевства, словно здесь каждый комар летит сначала до императора за путевыми листами, и только потом жужжит по своим комариным делам.

Все, что оставляло на этой коже узор, было ее собственным, и потому прекрасным. И, что самое главное, шрамы не появляются на погибших телах. Шрамы означают, что она выжила. И что она продолжает жить, а потому она была сильнее всех, что пытались причинить ей боль, только и всего.

Его лорд естественным образом занимал собой всю тишину, весь склеп; его всегда было много, как ветра на вершине горы; его дыхания, звука поступи, взмахов рук, взметывающегося голоса, который распугал всех призраков Пер-Лашез.

Более того, позволив предупредить французскую ветвь семейства, Гриндевальд давал ему возможность выторговать у отца больше времени. Больше времени, пока Гратиус Малфой считает, что пребывание в Баварии его младшего сына действительно полезно для рода. Больше времени, пока дела семьи ждут — ждут того, кто годами не знал усталости и не расслаблялся никогда, даже умиротворенно улыбаясь в объятиях матери.
Больше времени до момента, когда начнутся сомнения в верности и ему придется устроить в фамильном поместье резню.

С одной стороны мужчина, отбросивший прочь себя, а с другой — мужчина, отбросивший прочь мир.

-Де-ле-гат, Локи. Запомни слово, вдруг когда пригодится - не теряя спокойствия, Шварцвальд снова выбирает тактику «ничего не случилось», сочтя её наименее беспроигрышной. Не может же она сказать «он не Вас имеет в виду, господин посол, в Нойшванштайне полно других дегенератов».

Не зря ведь слово «сокровище» происходит от глагола «скрывать». Самое важное и дорогое мы пытаемся тщательно скрыть. И самое горькое. И самое страшное. И самое постыдное. Мы прячем все эти витражные осколки поглубже, в ворохе повседневной серости, так, чтоб не высверкивали, не притягивали чужих взглядов. И нам кажется, что прячем надёжно.
Но то, что спрятано, найти часто легче, чем то, что лежит на виду.

Он принимает ее нахождение там так же обыденно, как мысли об утреннем крепком кофе. Просто он ему нравится, даже не вкус и не запах, а какая-то осязаемая зависимость. Вероятно, созданная специально. Но все эту выпячиваемую привычку принимают так очевидно легко, просто потому что не существует людей без слабостей, а любая привычка эта и есть заметная брешь. Видя ее, не хочется тратить силы на поиски чего-то другого.

Харт касается уголка губ, чувствуя, что улыбается созданным своим же воображением образам. И увидев ее сегодня, он неловко подумает, что она бы была просто чертовски прекрасной покойницей - недорогой гроб из моренной лиственницы, дождь барабанящей по его крышке и несколько человек, съежившихся под зонтом…

Присутствие Дамблдора воодушевляло, но сбивало Астериона с мысли. Он ощущал трепет и юношеское желание поразить профессора

Он мог эпатировать, даже любил - вгонять окружающих в краску, задавать неуместные вопросы, ставить в неловкое положение, любил быть неоднозначным, вызывать восторг - и отвращение тоже, - будить сильные чувства. Запоминаться.

- Морганово исподнее, - пробормотал Астерион

Доротея, с которой он успел уже не раз поделиться своими сомнениями, идти или не идти к Дамблдору, и если идти, то как и когда, - все уши прожужжал, признаться, - возвела очи горе и с лёгкой улыбкой махнула рукой.

- Профессор, - выдохнул Астерион, оборачиваясь к Дамблдору, - Не будем же терять времени. Боюсь, задачка непростая, и по её выполнении я сделаюсь немножко бесполезен как целитель. Но вот как собеседник, надеюсь, буду всё ещё вполне сносен.

Бойлио к живому человеку, надо же было додуматься

- Не думаю, что в моей голове найдётся что-то страшней того, что ты уже увидела,