Мечи грохотали о щиты, сталь билась о сталь, трещали кости. Конница топтала копытами пехоту, пушки палили ядрами.

Россыпь стеклянных осколков, реки вина из перевернутых бокалов, мясной бульон, потеки жира, взрывы и всплески мерцающего на солнце столового серебра, — все это как будто летело в пропасть, гремя и переворачиваясь. Такой стоял шум.

Гриндевальд не отмахнулся, не расхохотался и не объявил Ричарда сумасшедшим. Он рассказал о собственных чувствах - отличных от впечатлений толпы.

Впервые они встретились, когда Гриндевальд находился в чужом облике, тренируя Трансфигурацию, заменяющую Оборотное зелье (с её помощью он впоследствии принял облик директора отдела магического правопорядка, изъяв образ ненавистного Персиваля Грейвза во всех подробностях из воспоминаний бывшего аврора).

и, более всего, - силой духа, сломить которую, казалось, не под силу и дюжине Imperius.

Ожидаемо смена окружения не слишком-то повлияла на коммуникабельность Ричарда: как и в Отделе Тайн, в Армии Гриндевальда мрачность, отрешённость и готовность к худшему были заскорузлым пятном на скатерти всеобщего оптимизма.

На глаза Вайсу попалась вывешенная в коридоре копия картины Иеронима Босха, озаглавленной Narrenschiff. На корме переполненного судна среди людей, предающихся разврату и беспутству, в стороне от всех сидел единственный, кому по профессии положено веселиться и дурачиться, - одинокий и серьезный.

к слову, Геллерт никогда не отбрасывал второй слог, превращая королевское имя Ричард в звериную кличку.

практически не было человека, кроме Геллерта, который в ответ на такую просьбу не увидел бы красноречивый жест, посылающий наглеца по известному адресу.

Комната эта была закрыта на ключ, как чулан, где лежали окровавленные тела жён Синей бороды. Путь туда заканчивался на дне бутылки или на конце иглы. Ричард сомневался, что сможет пройти туда, не споткнувшись ни разу, и не скорчившись в итоге на полу в позе эмбриона, как тот, кого избивают ногами. Он не был уверен, что сможет оттуда вернуться.

Ричард взмахнул палочкой, произнес нужное заклинание, - такую сложную магию было невозможно творить невербально, - и попробовал открыть запретную дверь.

Поймав себя на этих мыслях, Альфред невесело усмехается, выдыхая серебряный с рубиновым яд, ловит их, вяжет, вбивает в пепельницу.

Совы здесь теперь редкие гости, но иногда прилетают.
Письма приносят.
Мертвые листья с облетевших деревьев, что никогда уже не выпустят новых почек. Сколько ни длиться осени, а однажды наступит зима.
И ни единого листа не останется на мёртвых ветвях.
Но пока они ещё летят. Летят мимо него, цепляют волосы, беспокоят глаза.

Это был прекраснейший из моментов и Оз готов был отдать всё своё лепреконское золото, чтобы мгновение это длилось бесконечно. Но Альфред не мог не испортить всё своими абсолютно безосновательными и невероятно точными догадками.

Даже не представляете, насколько опасно метко сейчас бил Батфилд, в самое что ни на есть яблочко. Что Фокс не любил, так это лгать, и в особенности - лгать о своих великих достижениях

Он опустился на одно колено, упираясь раскрытой ладонью в пол и отыскивая душу замка, спрятанную в мириадах каменных блоков и плит. Эти воры хотели попрать законы природы, так пусть же их покарает ожившая стихия. Болгарин заговорил: древний славянский язык напоминал рокот отдалённой лавины. Стены задрожали, коридор изогнулся, словно кишечник гигантского существа, сбивая с ног злоумышленников.

Ему нужно пространство, больше пространства. Пожалуйста... С этими мыслями он тронул стену позади себя. И та — о чудо! — подвинулась в сторону. Как будто профессор Дамблдор — или, быть может, сам Хогвартс — его услышал. Выручай-комната?.. Пространство начало меняться, перестраиваться, вытягиваться, и Скамандер взмахнул руками, позвав дракона следовать за собой.

- я видел магглов, чьё поведение гораздо больше соответствовало этикету, - в устах Генделя подобное сравнение было подобно грязному ругательству. Магглы в иерархии чистокровного мага  стояли примерно там же, где у владельца плантации - чернокожие рабы. Грязнокровки занимали позицию, равную слугам; сквибы сгодились бы в надсмотрщики. Полукровкам отводилась роль бедных родственников, которых терпят, пока те знают своё место.

На самом деле эти жмурики, разумеется, не состояли с Рысем в приятельских отношениях. Вообще, людей, состоящих с ним в таковых, наверняка можно было бы пересчитать на пальцах, и Асти подозревал, что хватило бы одной руки.

Мертвецы на роль друзей угрюмого желчного офицера подходили куда лучше живых. Что у них нельзя было отнять - так это умение слушать

Его мнение об Альфреде сложилось по принципу бинокулярности: он знавал его в юности и заново узнал уже зрелым человеком и обе эти картинки, сложившись, давали весьма полное объёмное представление о человеке.

Минуты словно туманная взвесь зависли в воздухе, не оседая и не рассеиваясь.

У Ирмеллы Альтштайн также ни крыльев, ни перьев не водилось, однако водились иные положительные качества, позволившие по результатам работы с Догерти причислить её к необходимым и наиболее доступным ресурсам.
Сама Альтштайн себя, вероятно, не считала чем-то доступным, о чём красноречиво говорила стена вокруг поместья и недвусмысленно решительный пёс, вскочивший при появлении гостя с негромким рыком.

Ему требовался опытный человек. Кроме того, Альтштайн, как бы ни пыталась изобразить обратное, праздным существованием светской львицы явно тяготилась, что было вовсе неудивительно, учитывая её прошлое. Стоит немного копнуть, и уже под самой штилевой поверхностью обнаружатся неогранённые алмазы, которые исколют ей глаза и пальцы, но отправиться на поиски жутких тварей заставят.

К тому же он сам был старшим братом. Он понимал. В этом плане Гриндевальд оказался бы намного более опасным и безжалостным аналогом очередной твари, за которой метнулся бы Ньют сквозь все границы и рамки допустимого... Но разве это могло стать поводом, чтобы не попытаться его прикрыть и вытащить? Никак нет.

Он рисковал, но не мог иначе. Больше предлагать было нечего. Ни безопасности, ни стабильности, ни удобств. Только островок послабления в океане паранойи, которую сам же и приумножал.
И честность.

И Тесей гнал слабость, зажимал телом пробоину и приказывал себе терпеть.
Что в сравнении с этим воспоминания о войне. Да, там не раз случалось пронзительное «почти». Оглушительное «рядом». Застилающее весь мир «мама, прости, я умру тут, так». Но память об этом уже сглажена знанием: все позади.

А что его просить, совершить какой-то подвиг? Так он подкупит или манипулирует кем-нибудь другим и все, подвиг совершен, все совершенно просто. А она не хотела, чтобы было просто - она хотела, чтобы этот парень развернулся на своих каблуках и ушел куда подальше решив, что игра не стоит свеч.

И я хочу, чтобы весь следующий месяц ты просто доказал мне, что можешь быть хорошим человеком.

«Возможно ли, что она видит в Криденсе животное прежде, чем человека?» — Раздумывал Геллерт. — «Кого же тогда она видит в себе самой?»

Слабое птичье тельце, казалось, пульсировало и тлело. Неприятное ощущение. Схожее с тем, какое Геллерт испытал в Нью-Йорке — взрытом и вывернутым наизнанку за считанные секунды. В тот вечер обскури заставил город кричать и биться в агонии, заставил его разделить с ним чудовищное страдание — и город пил из этой чаши, пил, не видя дна, захлебывался и пил, не зная о том, что и целому миру ее не выхлебать, не облегчить ношу всеми брошенного мальчишки.

Септимус, размазав рукавом закапавшую из носа кровь, кинулся по следу дыма. Сердце подсказывало ему не сдаваться. Опыт, с другой стороны, говорил, что ничем хорошим эта история закончиться не может и лучше бы Септимусу Томасу Уизли сделать вид, что котел не его, да пойти спать. Но ноги не слушали его. Ногам, как и остальному Септимусу, было крайне любопытно, чем закончится эта история.

Очень многие важные события в жизни могут происходить со звуком «вжух». Но если всё сложится удачно – или неудачно, тут уж зависит от того, на какую часть стакана смотреть – некоторые важные события могут произойти со звуком «буль».
Бу-у-у-ль - за поворотом раздался всплеск. Обычно всплески ведут себя более пристойно и не раздаются столь громко, в отличие от тех же хлопков, ударов или падений.

VADE RETRO, SATANA