Разноцветица дней Данимира, в детстве сиявшая радугой, много лет назад обернулась тёмной лентой, но давно в ней не было часа, темнее этого.

Просто хотелось спасти ее оттуда как можно скорее. Естественным и необоримым порывом человечности: как схватить ребенка, одеревеневшего от страха на краю обрыва.

Ладонь её вздрагивала, вжимаясь в его грудь, а он не отрывал своей ладони от её груди, это было неподвижное, дикое, агрессивное единение. Он уже ощутил себя хозяином у неё внутри, он почти чувствовал её сердце беспомощно трепыхающимся в его пальцах, но вот и она ответила тем же, смещая акценты, заворачивая мир спиралью, безумным уроборосом. Астерион судорожно вздохнул, не отрывая глаз от лица Хайланд, всё слушая биение её сердца в своей голове, но теперь ощущая и своё собственное сердцебиение задыхающимся, испуганным пленником её воли - стальной, неправдоподобно сильной.

В реальности к нему тоже кто-то приходил.
Кто-то держал его за руку, кто-то живой, по-настоящему - не так, как безликие тени, приносящие зелья. Кто-то тёплый дышал рядом, чтобы в реальности было не так отвратительно.

Стреноженный исполин — и это Геллерт Гриндевальд поставил его на колени! Бросил к ногам своему другу. Видишь! — заявлял, кричал он всем своим видом, —  Видишь! Будь между нами тысяча клятв! Ни единой клятвы! Я не разжал бы свою ладонь —
потому что Я так решил.

Здесь он должен был воскликнуть "Да вы, должно быть, шутите?! Устроить магическую дуэль в кинотеатре забавы ради?" Но он промолчал. Поколения авантюристов Бланко вопияли из вечности, призывая проверить, так ли хороша девчонка во владении палочкой, как себя мнит.

Ненависть и непримиримое желание победить дисцилироваллись по мере того, как Тесей отвыкал. Отвыкал слать Лите записки, когда в круговерти дел выдавалась минутка, отвыкал перекидываться с коллегами шуточками, что понятны лишь давним сослуживцам, начал забывать, как уверенно ладонь ложится на талию будущей миссис Скамандер, перестал улавливать запах-память ее духов на одежде, отучился от привычки окликать по имени подчиненного, что уже не ответит, перестал держать в уме сильные и слабые стороны каждого из них, которые могли бы пригодиться для решения той или иной задачи, научился ждать от любого из авроров признаков двойной игры, прекратил вскидываться на упоминания своего позора на Пер-Лашез. Принял, но не смирился.

Остановившись на середине шага, Тесей сгреб брата, рывком притянул к себе. Лбы почти соприкоснулись; казалось, расколовшееся лицо их отца в двух разных ипостасях смотрело само на себя.

Хель явилась на призыв слишком быстро для человека с активной жизненной позицией и бурной личной жизнью.

И это своё соображение Фокс столь же благоразумно оставил при себе.

—  А вы молодцы, не так часто встретишь в Лондоне людей, не скрывающих своих пристрастий.
—  Полагаю, она имеет в виду, что обычно старпёры вроде меня развлекаются с девочками вроде тебя где-нибудь на задворках общественной морали, подальше от людских глаз, а не выгуливают своих любовниц средь бела дня в центре города, —  пояснения Фокса, как всегда, были чрезвычайно прямолинейны.

- Не опаздывайте к ужину,- хорошо, что мысли не способны передавать интонаций.
Он не хотел бы услышать сейчас надрывное, обожжённое, пеплом пересыпанное в обречённости упрямое её желание остаться. Она же хотела остаться.

- Берегите себя, - коротко улыбнулся Альфред, поймав по очереди взгляды обоих друзей, и твёрдым шагом покинул хранилище, - В первую очередь себя. Не мантию, - и это тоже позволено было лишь подумать.

Он не чувствовал в себе сил и решимости в ближайшее время вернуться в состояние "пижона", куда сильней хотелось принять положение параллельное земле, желательно в тёмном, сухом и не слишком прохладном месте.
И нет, гроб однозначно не подходил.

Наблюдая за путешествием шарика по всевозможным желобкам и движущимся ловушкам, Лита слой за слоем снимала с себя напряжение этого вечера. Словно чешую сбрасывала злость, раздражение, гнев. Вместе с перчатками стянула с рук ледяной озноб, следом за шляпкой сняла с себя печаль от очередного разочарования.

Он шел. На него смотрели, не мигая, со всех сторон — глазенки, глаза, глазища. Распахнутые, как ставни. Огромные, как прожекторы. Главную Залу распирало от встречающих: смотрите! — Гриндевальд вернулся из манхеттенского адища.
Спустился с эшафота.
Сошел с креста.

Девять раз в карцере, и каждый раз выходил не сломленный волей студент, а убийца богов Фенрир, что пожрет солнце. Асгард от педагогики не смог найти волшебную цепь Глейпнир, что сковала б могучего волка. И доблестного Тюра средь них не нашлось, что вложил бы руку в пасть чудищу за всеобщее благо.

Портной скользил вокруг него с беззвучием минутной стрелки. Ронял скупые, обезличенные указания, как роняет клепсидра — расхитительница времени — капли морской воды.

Когда он относительно восстановил порядок, в дверь постучали — словно в бархатном мешочке столкнулись несколько костяшек домино.
— Да, миссис Грэхем, войдите.
Дверь отворилась, пропуская в кабинет сухонькую старушку с подносом. Пушистый пуловер с цветами ирландской сборной, кокетливая заколка-цветочек, на удивление живой взгляд. Она работала дольше, чем кто-либо мог упомнить, и по слухам знавала еще предшественника предшественника министра. Казалось, миссис Грэхем была всегда и будет всегда же.
Следом за ней ползла стопка бумаг высотой в половину ее роста. Из-под стопки виднелись чешуйчатые лапы, загребающие пол.
Тесей вздернул бровь.
— Джеральду нужен моцион, мистер Скамандер, — пояснила миссис Грэхем, расставляя кофейные приборы и забирая пустые чашки. За ее спиной бумаги плотной шуршащей лентой сами переливались в лотки, как карты в руках умелого шулера. Под ними обнаружилась огромная черепаха размером с таз, которая с рептильей настойчивостью устремилась к фикусу в углу. — Надеюсь, вы не против.
— Вы забыли четырех слонов, — не удержался Тесей. И с удивлением заметил, какой резью отзывается ворочанье голоса в пересохшей глотке.
— Что вы, мистер Скамандер, разве же слоны сюда поместятся.
— Действительно, что это я...

А уж смысл всех этих бумаг... В мире Тины творится какая-то дичь. Нюхлеров всего мира сманивают на самые ответственные работы в Гринготтсе, обскуров используют в сельском хозяйстве для взрыхления полей, а в промышленности — для обтачивания мелких деталей, слизывание пота гриндилоу три раза в день после еды является одним из предписаний для реабилитации раненых, сносороги признаны наилучшими и деликатнейшими питомцами дам высшего света.
И, самое страшное, все это оформлено соответствующими регламентами. То есть, так и должно быть, вы в каком веке живете, раз не в курсе.

Мир срывается с оси и падает в пропасть. Непослушные пальцы Блэка замирают на четвёртой пуговице, впившись в неё так, что она вонзается под ноготь указательного, но боли Астерион больше не чувствует.

Неужели я так похожа на ребёнка? *надулась*

Не обижайтесь, леди, но я бы вам чупа-чупсы по паспорту продавал)

Любовь это пойти с ней в Гринготтс, потому что гоблины и кредиты - страшнота.
Любовь это вместе прогулять Историю Магии.
Любовь это не поддаваться на магической дуэли, хотя очень хочется.
Любовь это стать загонщиком в факультеской сборной, потому что она считает, что квиддич - это крууууто.
Любовь это не поехать в отпуск к китайским драконам, потому что она сделала новую стрижку и не готова испытывать её огнём.
Любовь это не трансфигурировать тёщу в аквариумную рыбку.
Любовь это взять её в жёны без всяких Империо.

вот она разница между истинными злодеями и сбитыми с истинного пути. Первые убивают в любом расположении духа, причем в хорошем - чаще. А вторые - только под горячую руку)

— Ситуация такова, что нам банально не хватает времени познакомиться и понять друг друга. Предлагаю форсировать. Разговор, откровенный, на равных. Конечно, вы можете отказаться. Но я считаю, сейчас должно прозвучать все, что нужно узнать каждому из нас, чтобы не поднимать более эти вопросы. Давайте выпьем

На стол опустился запечатанный пузырек с прозрачным зельем. Веритасерум из лично сваренных, неподотчетный.