ANWEN WENLOCK VS ALBUS DUMBLEDORE

Шум слов подобно водопаду - грохочет так громко, что не слышно и собственных мыслей. Бьет по голове как сильнейшее заклинание конфундус, оставляя в голове лишь неуемное жужжание в ушах, наполняющее собой пустоту в сознании. Но нет, она должна была слушать - она должна была вслушиваться в  каждое слово. Она не имела права оставаться глухой. Как бы сильно ни хотелось.
     - Лизбет Анвен Уэнлок, проживающая в графстве… - “Лизбет. Анвен. Уэнлок. Проживающая. В…” Она отстукивала слова в собственной голове подобно метроному. Одно за другим, одно за другим, отделяя их друг от друга и собирая в предложения подобно тому, как стая птиц переплетается меж собой в небесах, уносимая воздушными потоками. Не первый день на работе, не первое слушание, и не первое дело, с которым ей приходилось иметь дело. И все, же сегодня все было иначе. Все стало с ног на голову когда те, что когда-то были по одну сторону закона, почему-то оказались на другой. И Анвен совершенно не была похожа на себя.
      - Вы обвиняетесь в предумышленном убийстве, признаете ли вы свою вину?
      - Нет, не признаю, - тихо отвечала Анвен. Джоан Лизбет Ховард приподнимала голову от пергамента, посмотрев на девушку в центре комнаты. Тишина, опустившаяся на заседание, росла подобно раковой опухоли. Вздох, который Джоан втянула в себя меж зубами, казался громче треска от аппарации. “Нет, не признаю”, записывала она взмахом волшебной палочки на чистом листе.
      Она бы кричала, если бы имела на это право. Она бы вскакивала с места, если бы это хоть как-то могло помочь. Но Джоан не могла. Джоан не могла сделать совершенно ничего, и как же она, гриндилоу подери, устала за свою жизнь от бессилия.

***

Эта история попала в газеты - первые полосы Ежедневного Пророка пестрили фотографиями девушки с упругими кудрями, храбро смотрящей в сторону наклоняющегося в ее сторону судьи. Когда-то аврор, сейчас - подсудимая. Джоан приходила домой и кидала все эти выпуски в костер камина, даже не пытаясь прочитать - вот только с работой в Визенгамоте тяжело было избежать подобных новостей.

***

Второе слушание - Анвен казалась посеревшей и уставшей. Дементоры вели ее к стулу в центре комнаты, и Джоан передернула плечами не то от холода, не то от отвращения. Что-то высасывало из этой храброй девушки жизнь - дементоры ли, Азкабан ли, или же преступление, вину за которое она отказывалась признавать?
     Все тот же адрес, все то же имя, все те же обвинения. Все то же “не признаю”. Где-то в стороне что-то упало с глухим стуком - это был чей-то разъяренный кулак, опустившийся на дубовую скамью. С губ незнакомого мужчины сорвалось слово, которого Джоан никогда не хотелось бы слышать. Среди тех, кто верил в невиновность мисс Уэнлок, Джоан была в меньшинстве.
     Доказательств для вынесения приговора снова оказалось недостаточно. Слушание перенесено на неопределенный срок.

***

Этим утром Джоан разбудили совы. Не одна, но две, стучащие своими клювами прямо в окно ее маленькой квартирки - от обеих лучших подруг - Кэтрин и Мирославы, поступивших в аврорат через все трудности и препятствия. Тех девушек, для который Анвен в какое-то время стала кумиром.
     Джоан бы последовала за ними - прямо в аврорат, рассекать волшебной палочкой воздух и останавливать темных магов. Она бы врала, если бы сказала, что была счастлива в тылу, укрытая стенами Министерства Магии. Правда была в том, что Джоан так никогда и не стала хороша в чарах, чтобы пройти вступительные экзамены, и посему лишь лелеяла мечты стать судьей. Помочь хоть как-нибудь.
     Она разрывала письма, бегло читая строки о том, что еще с десяток волшебников оказались этой ночью в Азкабане. Международный скандал - практически никто из них не был гражданином Соединенного Королевства, но всем было совершенно все равно. Газеты говорят, что ситуация была достаточно опасной. Говорят, что так было нужно. Данимир Крам, Альфред Баттлфилд, Натаниэль Бланко… Джоан знала эти имена чуть ли не лучше, чем свое собственное. Она помнила их лица так, будто они здесь были вчера. Записывала их слова, которые никогда не забудет. Все они давали показания в защиту Анвен. И сейчас…
     Кажется, Джоан тошнило.

***

С того дня, когда Анвен Уэнлок впервые предстала пред судом, прошло уже несколько месяцев. Джоан Ховард, девятнадцатилетняя стенографистка, окончившая школу всего год назад, доселе никогда не присутствовала на полном слушании. Стук молотка, и снова тишина. И все снова по кругу.
      - Лизбет Анвен Уэнлок, проживающая в графстве… - Этот адрес был зачитан столько раз, что Джоан себе представляла его исключительно в устах этого судьи, выпускника Хаффлпаффа. Любимого ее факультета.
     А ведь Джоан закончила Гриффиндор.
     А Анвен закончила Хаффлпафф. Казалось бы, у Анвен было все, чего не было у Джоан - родители, побледневшие и исхудавшие от волнения, сидящие в углу; невероятная сила духа, что позволяла даже обмотанной тяжелыми цепями сидеть на этом стуле будто бы на троне; и талант, который был настолько искрометен, что смотреть на него хотелось так, как смотрят на солнце - щурясь. Наверное, Анвен тоже была честной и справедливой. И трудолюбивой, конечно. Все, что Джоан ценила в людях. И в этом чужом факультете.
     У них на двоих было одно имя, Лизбет, нелюбимое и данное матерями, и желание хоть что-нибудь изменить в этом мире. Джоан была бы не прочь стать Анвен - хотя Анвен, вероятно, и не знала о ее существовании.

***

Сегодня в Пророке особый выпуск - о жизни и достижениях Альбуса Вулфрика Брайана Дамблдора. О том, какую жизнь он прожил, и о том, какую бы еще мог прожить, если бы та не оборвалась так резко и грубо руками девушки-аврора. Девушки, которой он верил.

***

      - Вы отказываетесь признавать, что, действуя по приказу Данимира Кременева Крама и организации “Международная Разведывательная Аврорческая Коалиция” так же известная как “МРАК”, спланировали и выполнили убийство Альбуса Вулфрика Брайана Дамблдора?
     - Это безумие… - Не сдержала Джоан шепота, но чувствовала себя так, будто готова была сорваться в крик. Женщина в фиолетовой мантии с вышитой на ней буквой “М” посмотрела на Джоан с укором. Да, Джоан практически забыла - она не имела права на собственное мнение. Она не имела права на собственный голос. Она должна была быть сторонним наблюдателем, всего-лишь мухой на стене, иначе на нее обрушится весь вес человеческого неодобрения.

***

Но правда не исчезнет. Она будет бить в стену души своими кулаками, она будет кричать в каждом вздохе. Правда должна быть услышана, потому что иначе Джоан, пожалуй, сойдет с ума. Или сведет себя в могилу. Что случится раньше никто, наверное, не смог бы предугадать. Этот мир был жесток к жертвам, это Джоан знала уж слишком хорошо. И поэтому, наверное, Анвен просто должна была одолеть эту стену непонимания. Потому что только тогда она из жертвы станет победителем. Ведь только победители, в конце-концов, были этим миром любимы. Все так просто.

***

      - Что Вы делали вечером двадцать первого июня? - Анвен казалась настолько уставшей, что на какое-то мгновение Джоан, вытянувшаяся в струнку, боялась, что та не сможет найти силы даже заговорить. Как же от напряжения болели плечи. Как же от этого света слезились глаза. Или же не от света и вовсе? Сколько можно заставлять можно одного человека переживать одну страшную ночь? Ах, она готова была заплакать, но и на это не имела права. Когда-нибудь она хотела стать судьей, а судьи не плачут. “Не дай нам Мерлин плачущих судей”.
      - Мы преследовали группу последователей Геллерта Гриндевальда, - голос сухой и бесцветный, но настолько твердый и резкий, что Джоан прикусила губу. Анвен не могла не понимать, что осталась без защиты. И что вместе с ней на дно пошли все, что когда-то сражались вместе с ней. “И кто же сейчас будет сражаться за нас? Кэтрин и Мирослава?” - Нам было давно известно, что они планируют нападение, и мы смогли выйти на их след. Все подробности дела присутствуют в материалах суда и Вы уже слышали показания многих свидетелей.
      - Пф, свидетелей, - чей-то голос звучал будто ногтями по грифельной доске. Кто-то кивнул головой, а Джоан не хотелось бы видеть. Она лишь записывала слова - не эти, совсем другие, слова показаний и слова обвинений, словно бы заученные и выдаваемые бездарными актерами, которые даже не пытались больше вживаться в свои роли. - Свидетели не менее виноваты, чем она. - И никто не сказал и слова, чтобы его остановить. Как же трудно дышать.

***

     - И затем вы убили Альбуса Дамблора?
     - Да, но…
     - Она даже не пытается оправдать себя, какие еще доказательства нам нужны?
Зал суда задрожал будто гора перед оползнем.

***

Джоан умывала собственное побледневшее лицо, всматриваясь в зеркало и не узнавая себя. Голубые глаза казались безжизненными, подобно побитому стеклу. Пшеничные волосы потускнели, связанные в тугой пересохший комок. А совсем рядом - свернутый клочок пергамента, в котором знакомой рукой лучшей подруги было написано о том, что под железным сапогом революции легла новая страна.
     Новость, которая не появилась на следующий день в Ежедневном Пророке.

***

      - ...и тогда мы прибыли на место преступления.
      - На место Вашего преступления? На 70 Фокс Лейн, принадлежащую магглу Мэделейн Анне Керст, где и было найдено тело погибшего?
      - Мы преследовали группу преступников, которые привели нас к этому месту. Мы были уверены, что там готовится операция, которая привела бы к смертям, сколько, раздери меня гиппогриф, мне это повторять?
      - Язык, мисс Уэнлок, Вы находитесь в суде.
Но мисс Уэнлок, судя по ее виду, совершенно не выглядела так, будто бы она находилась в суде. В цирке возможно, на сцене плохой постановки, но никак не в суде. А Джоан практически ничего уже не слышала за все тем же самым шумом в ушах.

***

Геллерт признавал, что даже для его ума этот ход был блестящ. Мышеловка захлопнулась на организации МРАК с громким треском - они уничтожили сами себя, вот во второй уже раз. Сначала они попались под действие артефакта, который они думали, что обезвредили. А на самом деле тот лишь подкосил их и без того шаткую репутацию.
     “Ха!”
     Затем они побежали на подстроенную операцию как гончие по следу и выкопали себе могилу совершенно самостоятельно. Немного подкупленных свидетелей, немного манипуляций Ежедневным Пророком, и чуточку заклинаний “империус” на выбранных работниках отдела Магического Правопорядка. Вот и все. И оставалось только смотреть на то, как бравых сотрудников уводят дементоры.
     Им не нужно было пытаться спасти глупую девочку Анвен, которая совершила убийство. Им нужно было бежать, поджав хвосты меж ногами, чтобы зализать свои раны и оставить себе хоть шанс. А так…

***

      - Вы утверждаете, что Альбус Дамблдор, находящийся одновременно и под оборотным зельем, и под заклятием империус, играл роль одного из злоумышленников, и, схватив инструмент, что Вы считали взрывоопасным, бросился бежать при появлении отряда?
      - Да, - Анвен кивала головой так, будто та держалась на ниточке, которую кто-то резко обрезал, - он бежал в соседнее помещение, и я побежала за ним. Он приложил свою волшебную палочку к артефакту, сказав, что активирует его прямо посреди маггловского района, если я его не отпущу. Я.. Я решила, что смогу достать его раньше, чем он успеет отреагировать, и я успела. Завязалась дуэль, и.. и...
      - Убили его, мисс Уэнлок?
      - Это была случайность.
      - Случайность?
      - Заклинание обрушило часть здания, под которой он и остался погребен.
      - И Вы уверяете, что при всей Вашей изумительной реакции Вы не успели его спасти?
      - Я… нет.
      - Нет?
      - Нет.

***

Мужчина, представляющийся другом Альбуса, говорил сбивчиво и яростно со своей скамьи. Свидетель обвинения, как будто их было мало. И как будто на стороне защиты был хоть один единственный маг. Как будто там был хоть кто-нибудь.
     И когда он закончил, кто-то встал со своих скамей, тускло хлопая в ладоши после пламенной речи. Джоан осторожно поворачивала голову, поставив последнюю точку. Аберфорт, сидевший в углу, не вымолвил и слова.

***

      - Трое свидетелей говорят, что они пришли к мистеру Дамблдору на ужин, когда Вы ворвались к ним в помещение и утащили погибшего в соседнюю комнату.
      - Это ложь.
      - Они подтвердили свои слова под сывороткой правды.
      - Как и я…
      - Мы знаем, мисс Уэнлок, что Ваши друзья способны на большее, чем простая замена памяти. Возможно Вы сами и не догадываетесь, что совершили. Что не освобождает Вас, конечно же, от последствий.

***

Не осталось ни одного мага, что не слышал бы об организации МРАК. Не осталось ни одного вовлеченного в организацию человека, что не был бы допрошен Министерством Магии. Все началось с одной девушки, убившей талантливого мага, которую пытались защитить от молота справедливости ее сообщники, которые и сами вскоре оказались за решеткой.
     Истории обрастали подробностями и становились легендами. Замок в Калето опустел, покрываясь пылью. При обыске обнаружилось много подозрительных приборов и связей с темной магией. Никто особо и не знал, чем эти люди занимались на самом деле.

***

      - Всех, кто верит в виновность подозреваемых, я прошу поднять руки.
За шорохом мантий не было слышно даже собственных мыслей. Джоан понадобилось заклинание, чтобы их сосчитать. А где-то там, за ее спиной, громко всхлипнула Кэтрин, опустив свой лоб на плечо Мирославы, похожей на призрак.

***

А люди радовались и поднимали бокалы в волшебных пабах. Организация темных магов и убийц остановлена. Громкие споры о том, достаточно ли им заключения и почему все смогли избежать поцелуя дементоров наполняли почти все заведения. Они даже и не понимали, что, проиграв эту битву, проиграли войну.

***

Джоан расчесывала гладкие волосы и красила бледные губы. Она надевала каблуки, чувствуя себя в них как-то несуразно и глупо, пытаясь пройти несколько шагов вперед. Стопка новых газет лежала на окне неуместной кипой, и Джоан даже не пыталась их раскрыть. Она не хотела знать - да и имело ли это какое-то значение. Имело ли хоть что-то и вовсе какое-нибудь значение? Есть только цель - одна-единственная, одна самая важная. Все остальное было уже вне ее власти.
     Сегодня она пыталась выглядеть красиво - она сделала для этого все, что могла. Было время, когда Джоан ненавидела кровь вейл в своей родословной - когда она хотела бы родиться дурнушкой, чтобы люди перестали судить ее по улыбке, а не по уму. Но сейчас она готова была пользоваться своей красотой для того, чтобы кто-то не мог воспользоваться своим умом. Сейчас, улыбаясь себе же в зеркало приторно и тошно, она готовилась к тому, о чем не могла рассказать даже своим самым близким подругам.

***

      - Полагаю, что Вы никогда не бывали в Азкабане, мисс Ховард? - Мужчина кутался в мантию зеленого бутылочного цвета, предлагая Джоан пройти вперед. Он выглядел невероятно довольным собой. На нем было столько зелья-одеколона, что этот запах Джоан чуть не задушил - как будто она, конечно, еще могла дышать. Как только Джоан оказалась в том зале заседания, так оба ее легких и захлопнулись. Но, как выяснилось, дышать можно и без них. Ничего удивительного, право - живут же как-то люди с разбитыми сердцами. - Конечно, не для таких утонченных особ это холодное место.
     Очарованный красотой одной юной девочки он казался совершенно беззащитным. Какая невиданная глупость  - давать возможность управления дементорами мужчине, который может растерять всю свою предусмотрительность от одного лишь изгиба чужих губ и мягкого прикосновения. Он был покорен, что бы Джоан для этого ни пришлось сделать. Но этого ей было недостаточно. Ей нужно было, чтобы он сделал то, на что не согласился бы в иное время никогда.
     Джоан дождалась, когда они остались наедине. Это тоже не было трудно. Приподнимая ресницы она придвинулась чуть ближе, перебирая пальцами волшебную палочку в кармане. “Сейчас”.
      - Империо, - и не было в мире заклинания, которое она хотела бы выполнить сильнее, чем это.

***

      - Джоан Лизбет Ховард, - Джоан приподнимала голову, смотря в упор в глаза судьи. Выпускника Хаффлпаффа. Ее все еще любимого факультета. Наверное, он ценил верность и честность - наверное, именно поэтому Джоан и не попала на Хаффлпафф. Джоан врала, Джоан обманула, Джоан предала. Хельга не простила бы этого. Две ее лучшие подруги сидели на скамье и плакали, не в силах сделать совершенно ничего, и Джоан старалась не смотреть на их лица - она была храброй, но не настолько, чтобы выдержать того, что она сделала с ними. Но Джоан была счастлива - впервые в своей жизни она сделала что-то, что могло все изменить.
     На ее подоконнике больше не прибавлялось газет - совы прилетали и, не получив своих кнатов, улетали обратно в издательство. Но Джоан знала, что в них писалось - в них писалось о десятке преступников, что бежали из своих камер и о стенографистке, которая помогла это сделать.
     Возможно, скоро заголовки будут гласить о чем-то совсем другом. Возможно, они будут писать об освобождении стран и о равенстве всех существ. Через несколько лет там, возможно, появятся портреты Мирославы и Кэтрин, что станут героями войны. Но все это будет в будущем, которого она, Джоан, не увидит. Но зато это будущее будет ее, Джоан, достижением. Хоть немного.
Возможно, кто-нибудь когда-нибудь взглянет на небо, вспомнит о ней, и улыбнется. А больше ей ничего и не было нужно.
      - Вы обвиняетесь в использовании непростительных заклятий и способствованию побега опасных преступников, состоящих в запрещенной организации “МРАК” из Азкабана. Признаете ли Вы свою вину?
     И сейчас, впервые за долгие месяцы, Джоан наконец-то могла слышать отчетливо и чисто. И она могла вдохнуть воздух сладкий, как сахарная вата. И она улыбалась мягко и искренне, как не улыбалась долгие годы.

***

      - Да, признаю.

DANIMIR KRUM VS ANWEN WENLOCK

СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИЖЕННЫЙ
Спасибо за идею братьям Стругацким.

На территории Дурмстранга, прижатый мрачным массивом замка к бесприютным отрогам скал, существовал издревле садовый лабиринт. Было это место суровое и зловещее и мало походило на другие садовые лабиринты, какие случалось Мирко видеть в мире маглов, - изящные и прихотливые творения садовников - зодчих листа и ветви, - призванные придать пикантности праздному времяпрепровождению господ, разморенных летней леностью. В лабиринте Дурмстранга произрастали дьявольские силки, водились зловредные докси, а в глубине, поговаривали, обитал здоровенный акромантул с целым выводком потомства. Небольших пауков - размером с собаку, - можно было встретить и ближе к началу лабиринта.
Лабиринт, в котором сегодня таилась их цель, не похож был ни на магловские причёсанные садики, ни на паучий приют Дурмстранга. Сложен он был из крупных известняковых кирпичей, угольно-чёрных от времени, но сложен на совесть: меж камней не было щелей толще волоса, скреплял их не раствор, а тонкая работа каменщика и, разумеется, магия. Магия была здесь повсюду. И магия эта определяла его выбор, когда речь зашла о том, с кем идти сюда в сцепке.
Лабиринт был полон ловушек, требующих предельной концентрации и скорости реакций, а значит, ему нужна была Анвен. Только это - и ничто другое - обусловило выбор Данимира.

Бой был её стихией. Отражение заклинаний, мгновенный рассчёт направления рикошетов, риск, азарт, свобода и лёгкость. Только в бою она чувствовала себя по-настоящему живой, чувствовала себя на своём месте. Но здесь что-то было не так, что-то как будто кололо внутри трахеи, сыпалось к диафрагме, отдавало под левую лопатку неровным трепетом. Что-то было неправильно здесь, но Анвен держалась за свою решимость, за свою устремлённость на острия летящих навстречу заклятий. Кем бы ни были они посланы - они целились в грудь её и Данимира, и то, что Анвен умела лучше всего - ставить щит, рикошетить, отбивать и нападать, не уходя в мёртвую защиту - она делала здесь и сейчас.  Чёрный камень лабиринта крошился под ноги, но она не оступалась и не сбивалась с танцующего шага, прокладывая свой путь сквозь тёмную пыль и вспышки заклятий. Данимир шёл за нею, усиливая атакующие заклинания и прикрывая тыл. Что бы ни было здесь неправильно - если оно в самом деле есть, Данимир тоже ощутит это, но сейчас не время обсуждать странные наваждения. Не время думать. И Анвен не позволяла себе думать: она лучше всех знала, как опасно думать в сражении, здесь весь расчёт ложился на скорость реакций, интуицию и чувство боя. Она сама была этим чувством и ничто не смогло бы выбить её из проложенной через лабиринт колеи.

Он избрал этот путь, встал в колею и теперь стремился вперёд, чувствуя, что огромная дымящая махина его намерений набирает обороты и несётся уже с такой скоростью, что остановить её в единый миг получится разве что у скалы, выросшей на дороге. Он не был машинистом в этом поезде, он был пассажиром, и выбор его упирался лишь в то, кому следует отдать второй билет в проклятый экспресс. В центре лабиринта ожидала их с Анвен цель, и эта цель была ответом на все вопросы, эта цель была тем самым краеугольным камнем, что ляжет в основу будущего мира, ради которого они все сражались. Мира без Гриндевальда.
Это был тяжёлый выбор. Данимир не раз сталкивался с осуждением: многие полагали ошибочной его манеру выбирать соратников, его способ строить отношения с ними. Руководитель должен держать дистанцию, говорили они. Руководитель не должен поощрять развития близких личных отношений среди подчинённых и тем более не должен завязывать таких отношений сам. Данимир готов был послать их всех к драклам. Ещё раз. И ещё один, если понадобится. На войне порой именно отношения, близкие люди, стоящие рядом, люди, которым можешь доверить свою жизнь, чьи слова могут помочь поднять голову и встретить любой удар судьбы, являются главной гарантией победы. Не оружие, не хитроумные стратегии и выверенность планов. Люди, - вот, кто помогает людям побеждать. Лидера не может быть без соратников. Соратники не могут быть чужими друг другу.

Её палочка танцевала в пальцах, вскрывая новые ловушки, отражая лучи, обнажая правду, скрытую в тумане таинственных заклинаний. Но чем дальше в лабиринт заходили они с Данимиром, тем сильней стискивала лёгкие когтистая лапа страха и непонимания: почему здесь никого нет? Данимир обещал противника. Данимир говорил о целом отряде, которому придётся противостоять. Но поворот за поворотом знакомил их лишь с новыми ловушками - механическими, не требующими управления, установленными здесь очень давно. Анвен чувствовала, что приближается центр лабиринта, в волосах на её голове бродили искры от электрического напряжения, глаза уверенно осматривали стены по мере продвижения вперёд. Ловушек было всё меньше, точно силы неведомой машины, швыряющей их в незваных гостей одно за другим, подходили к концу. Всё меньше огненных вспышек, обжигающих сетчатку и кожу незащищённых ладоней. Всё темнее, беспросветнее и холоднее. И вот она остановилась на пороге сердца лабиринта. Здесь было непроглядно темно.
Анвен зажгла "люмос" на кончике палочки, но свет не смог разогнать мрака, - тот был точно живым, во тьме угадывалось странное движение и слышались бездушные голоса. Обернувшись к шефу, Анвен посмотрела на него с немым вопросом в глазах.

Это был тяжёлый выбор. Данимир никогда не смог бы сознательно отправить на смерть кого-то одного из них, решая, кто дороже и ближе, а кем - можно пожертвовать. Возможно, кто-то в самом деле значил больше. Мария - возлюбленная, возжёгшая огонь в его сердце, где столько лет тлели изуродованные Дагмар чёрные уголья? Альфред - лучший друг, с которым пришлось пройти через огонь и воду бессчётное количество раз? Агейп? Нейтан? Сольвейг?
Он выбрал Анвен. Потому что только с Анвен он имел шанс дойти до сердца лабиринта. Лишь по этой причине.
Крам коротко кивнул в ответ на её немой вопрос: ступай. Точно тяжёлый ком снега провалился в его желудок и выпустил сотню ледяных игл, что пронзали аврора изнутри. Глаза обожгло подступающими слезами, и Данимир сердито сморгнул их, сдвигая брови. Всё его существо требовало отвернуться, не смотреть, но он лишь поднял палочку выше, и "люмос максима" разогнал шевелящийся мрак в стороны за секунду до того, как огромный, маслянисто блестящий чёрный комок дрожащих щупалец стремительно выбросил два из них вперёд и, подхватив Анвен точно игрок - белую шахматную фигурку двумя пальцами с доски, вздыбил их к немыслимо высокому потолку, обращая её едва заметным белым пятном. Крик девушки тонкой звенящей нотой замер в вышине. Лохмотьями упала на каменный пол одежда. Со стуком покатилась в сторону волшебная палочка.
Сердце Данимира обволокло безжизненным льдом.
Не чувствуя ни радости, ни возбуждения, ни отчаяния, ни боли, он стоял в сердце лабиринта, и всё ярче, всё ослепительней блистала цель его эскапады, пока расползались в стороны безобидные ошмётки - всё, что осталось от монстра-охранника. Монстр вернётся сюда спустя полчаса. Данимир успеет уйти.
Но какая-то часть души Крама навсегда останется здесь точно иссушённый страданием бессмысленный крестраж.

MARIA CARAGIALE VS NATHANIEL BLANCO

Волшебница нервно мерила шагами комнату, выстукивая неровный ритм волшебной палочкой по своей ладони. Комната была освещена только светом полной луны, ласкавшей своими бледными, призрачными пальцами алый ворс ковра. Внимание цыганки привлёк неясный шум на улице, и она подошла к окну, выцепляя взглядом в полумраке фигуру, удалявшуюся от замка нетвёрдым, но размашистым шагом.
Аппарировать в таком подпитии? Да ты просто самоубийца.

Женщина прислушалась - Калето дышал тишиной, прерываемой только тихим, чеканным тиканьем массивных настенных часов в холле, возвещая своим безмолвием о том, что все обитатели замка погружены в полные неги объятия Морфея. План цыганки был прост - дождаться пока все уснут, выждать пока мужчина покинет замок, и затем уже совершить своё злодеяние, вернувшись незамеченной в свои покои ещё до рассвета. Жмыр, сладко посапывавший в кресле поодаль, о чём-то жалобно поскуливал, забавно перебирая во сне лапами. Даже он, обычно бывший соучастником, в этот раз не стал бы свидетелем её ночной вылазки, вымотавшись после охоты на докси и нанюхавшийся доксицида, которым Арчибальд щедро обработал тяжёлые шторы коридоров северного крыла.
Всё. Пора.

Зачарованные замки кабинета с трудом поддавались ей, что лишь больше раззадоривало волшебницу и разжигало в ней огонь любопытства. Они не были непреодолимой помехой (да и когда замки и охранные заклинания становились для неё помехой?), хоть и заставили её провозиться битый час, вместо пары минут, как она рассчитывала. А значит её награда, скрытая за массивной дверью, того стоит. Когда последний из них со скрежетом отворился, дверь чуть подалась вперёд, позволяя Марии почувствовать смесь из ароматов рома и табака, пахнувших из-за всё ещё закрытой двери. Сигнальные чары с кабинета были сняты почти вмиг, но женщине пришлось повозиться со следящими чарами, которые волшебник наложил на ручку двери. Коснись она её, латунь бы впитала в себя информацию о посетителе, внеся её имя в книгу на столе волшебника не стираемыми чернилами.
Даже как-то слишком просто.

Заветная шкатулка стояла за стеклом большого стенного шкафа, выглядя нарочито непримечательно, среди резных безделушек и всевозможных артефактов, которые в свободное время мастерил Бланко. Приоткрыв заклинанием её крышку, Караджиале манящими чарами вытащила серебряный кубок, и спрятала в кармане своей мантии. Довольная, она заклинанием закрыла шкатулку, предпочитая не касаться её пальцами - один леший знает, какую за защиту Бланко наложил на неё.

Цыганка уже собиралась уйти, затворив двери на все замки и заклинания, как оно было до её ухода, как вдруг её внимание привлекло неясное, едва заметное глазу, свечение из ящика стола артефактора. Палочка волшебницы встрепенулась нетерпеливо в пальцах, тут же выдвигая ящик, и её глаза расширились в изумлении. В обитой чёрным бархатом коробочке без крышки лежал рубин. Сочный, массивный, размером с её кулак кроваво-красный рубин на нарочито грубо, даже кустарно сделанной золотой цепочке. Камень пульсировал изнутри тёплым светом, маня, подзывая к себе падкую на красоту женщину, и, прежде чем она смогла остановиться, оказался в её руках.

По ладони потекло тепло, окутывавшее волшебницу спокойствием и негой, будто невидимыми лианами, заставляя себя чувствовать так, словно она вернулась в самый счастливый момент своей жизни. Глаза были прикованы к завораживающему камню, отвлекая её от всего остального мира, и цыганке даже показалось, что он зовёт её на сотне древних языков. Караджиале ловко расстегнула цепочку и надела её на себя, чувствуя, что это самое правильное, что можно сделать. В отражении оконного стекла на неё смотрела богиня, но никак не смертная. Мария ласково провела по рубину пальцами, чувствуя как тот отзывается на её прикосновение, и соскользнула пальцами с него на кожу, поддаваясь охватившему её волнению, судорожно выдыхая от удовольствия.
Он прекрасен. Он совершенство.

Чертыхание у двери застало волшебницу врасплох, вынуждая её выверенным рефлексом резко развернуться на каблуках и выставить палочку на изготовку.
- Мерлин, твою же мать, Маша! Срочно снимай его! - Натаниэль делает резкий шаг навстречу, натягивая перчатку на руку, и тянется к её груди.
- Expulso! - заклинание срывается с губ Караджиале быстрее, чем артефактор успевает достать свою палочку. Испанца отбрасывает к стене коридора, и Мария зажимает себе рот рукой, испуганно выдыхая в ладонь. Бланко оседает на пол, хватаясь болезненно за грудь, и со свистом втягивает воздух ртом, пытаясь восстановить сбитое ударом дыхание, скорее хрипя, чем дыша.
- Сними.. Его... - Мужчина делает попытку встать, помотав головой, и затем резким движением вскидывает руку, вырывая заклинанием волшебную палочку из её рук, откидывая в другой конец кабинета, и впечатывает её с размаху спиной в шкаф, заставляя боль отрезвляющей волной пройтись по телу, зло выдыхая.
- Это же Сердце Дьявола, дракл тебя задери. Сними его. Сейчас же! - Караджиале готова биться об заклад, в его голосе звучит драконья ревность, приправленная готовностью перегрызть ей горло собственными зубами за камень, что покоится на груди, почти у самого сердца.
Бланко встаёт с пола, пошатываясь и приходя в себя, и мотает головой, пока Мария перебарывает боль в спине, что мелкими зубами вгрызается в каждую косточку. Мария зажмуривается, пытается отдышаться мелкими выдохами и вдохами, и открывает глаза тогда, когда рука Бланко снова алчно тянется к камню.
Всё вокруг словно замирает, воздух густеет а тишина вокруг них отдаётся в ушах звоном. Волосы, ещё миг назад заколотые на затылке, опадают мягкими волнами на плечи, укутывая их тёмным саваном от студёного воздуха. Мария опускает взгляд с ошарашенного лица Бланко, и видит собственные пальцы, перепачканные его кровью, сжимающие мёртвой хваткой заколку, острие которой воткнуто в его шею. Кровь струится вниз по руке цыганки, пропитывает тонкий батист рубашки мужчины и добавляет к запаху рома и сигар в кабинете металлическую нотку.

Мужчина упал на колени, зажимая ладонью рваную рану на шее, и сплюнул кровь на пол, поднимая тускнеющий взгляд на свою убийцу, силясь что-то ей сказать. Со стуком набата на пол упала заколка, за которой последовал глухой удар, когда тело артефактора безжизненным кулем осело на пол. Пальцы Марии, измазанные в его крови, любовно коснулись мерцающего на груди камня, и Караджиале удивлённо опустила взгляд - на рубине проступили чёрные прожилки, больше похожие на вздувшиеся под кожей вены, а камень сыто гудел под её пальцами величественным реквиемом.

Мария опустилась вниз, подняла заколку с пола и брезгливо вытерла её о чистый край рубашки испанца, а затем вплела её обратно в волосы с безмятежным видом. Поднявшись и оправив подол юбки, полы которой уже успели пропитаться алым, цыганка переступила через ещё тёплое тело своего друга, словно через лужу грязи на улице, и, твёрдым, уверенным шагом направилась к двери.
Это не важно. Он не важен. Ничто не важно, ведь ты со мной.
Пальцы, окрашенные в кармин, снова коснулись камня, лаская его словно любовника.
Ты со мной.